* * *
— Проблемы? — спросил Обнорский.
— Да, — ответила девушка. — Двигатель заглох. То ли сломался, то ли бензин кончился…
— Кхе, — сказал Андрей. — Это почти одно и то же… Не так ли?
Девушка улыбнулась, кокетливо пожала плечами. Андрей бросил:
— Ладно, сейчас разберемся… Ключи в замке?
— Да-да, в замке, — ответила она как-то неуверенно. Обнорский распахнул дверцу, заглянул внутрь — в грузовом отсеке лежали какие-то мешки, накрытые брезентом, — и сел в водительское кресло. Ключи действительно были вставлены в замок зажигания, брелок в виде боксерских перчаток висел на цепочке. Андрей повернул ключ. Затарахтел стартер и… движок заработал. Андрей удивленно посмотрел на девушку: что же ты, подруга, мозги кру… Он ощутил какое-то движение за спиной и, кажется, понял или, вернее, начал понимать, но было уже поздно — ладонь с остропахнущей хлороформом тряпкой легла на лицо, прижала затылок к подголовнику.
Он дернул головой, протянул левую руку к клаксону — разбудить Родьку! — но не успел, не смог. Сознание провалилось в какую-то черную дыру…
* * *
Очнулся Андрей с тяжелой головной болью. Как будто с глубокого похмелья. Он не понимал, где он и что с ним. Он лежал на кушетке, какие украшают поликлиники всей страны, в почти пустом помещении без окон и тусклой лампой «дневного света» под потолком… Что за черт, где я нахожусь? Андрей сел на кушетке, попытался поднести правую руку к голове и не смог — руки были скованы наручниками.
— О-о, е-е! — сказал Обнорский.
Встала перед глазами заснеженная обочина, девушка с неуверенной улыбкой и мигающий «аварийкой» «ниссан»… Он вспомнил. Он все вспомнил! И детское посапывание Роди… и трубу Армстронга… и свой дурацкий вопрос: «Проблемы?»
Он поднял обе руки к голове, потер лоб. Во рту стоял мерзкий запах хлороформа, было очень холодно. Тоскливо обвел взглядом помещение: кирпичные стены, железная дверь, старые лысые покрышки от грузовика в углу, какие-то ящики, бочка, лопаты и метлы. Он снова вспомнил свой идиотский вопрос: «Проблемы?» Да, проблемы. Еще и какие проблемы! Лаптем не расхлебаешь.
Андрей прямо через куртку пощупал карман, в котором лежал телефон… Телефона, разумеется, не было. Что они — дураки, чтобы телефон тебе оставить?
Андрей не знал, кого подразумевает под словом «они». Они — это они. Те, кто организовал слежку, охоту на спуске к Днепру и стрельбу по фуникулеру. Они — это те, кто организовал похищение и убийство Горделадзе. Это факт, который необходимо признать… И отдать себе отчет в том, что положение серьезно, донельзя серьезно, серьезней некуда.
А куда они дели Родьку?! Черт возьми! Родька где? От мысли, что он не только сам подставился, но и Родиона подставил, Обнорский заскрипел зубами. С удвоенной силой накатила боль. Он закрыл глаза и лег на холодную кушетку.
Каширина от Обнорского отделала стена — Родион находился в соседнем помещении. Его положение мало чем отличалось от положения Андрея. В помещении было так же холодно, почти так же пусто и мрачно. Вот только лежал Родя на голой — без матраца — панцирной кровати. К спинке этой кровати была прикована его правая рука.
До некоторой степени положение Роди было еще хуже, чем положение Андрея. В отличие от Обнорского он даже не знал, что и как произошло, — в момент захвата он спал, и боевики Зайца даже посмеялись: вон оно как — усыпили спящего… Умора! Сам Родя так не считал. Он изумленно оглядел помещение, подергал наручники. Точно так же, как и Обнорский, убедился, что телефона нет.
Ну а кто ж тебе телефон оставит?
Родион сел на скрипучей панцирной сетке, задумался.
* * *
Заец узнал об успешно проведенном захвате около полудня. В осторожных выражениях он поинтересовался, как все прошло, не было ли осложнений. «Нет, — ответили ему, — все о'кей».
— Отлично, — ответил Заец, — часам к пяти я сам подъеду. Без меня не начинать.
— Да они раньше и не очухаются.
Николай Повзло раз десять набрал номер Обнорского и столько же раз — Каширина. Оба телефона не отвечали. Коля не мог знать, что оба аппарата лежат рядышком на широком подоконнике в одном из помещений Таращанского моторного завода и своим пиликанием развлекают команду «торпед».
Андрей совсем замерз. Как мог, он пытался согреться, но получалось не очень… Он даже не знал, сколько времени прошло с момента захвата на шоссе. Сколько, интересно, действует этот хлороформ? Два часа? Пять? Сутки?
Андрей ходил из угла в угол, приседал, размахивал руками. Хотелось пить и еще сильнее — курить. Несколько раз Андрей подходил к двери, прикладывал ухо… Из-за двери не доносилось ни звука. Где, черт побери, я нахожусь? Скорее всего, в Тараще. Вполне возможно, в том самом помещении, где держали Горделадзе. Или хранили его труп. От этой мысли стало мерзко на душе. Вспомнилась яма в лесу и горлышко бутылки, указывающее на яму.
— Ерунда, — сказал он вслух, — не убьют. Хотели бы убить — убили бы сразу… Нет, не убьют.
Сознание гадливенько подсказало: а ведь Горделадзе тоже убили не сразу. Сначала с ним «поработали». И только потом застрелили из табельного ствола… Потом отрубили голову и герметично упаковали тело. Андрей сглотнул комок. Умирать не хотелось. Умирать очень не хотелось.
«А придется», — шепнул голос капитана Кукаринцева за спиной. Он прозвучал настолько явственно, что Андрей даже обернулся. Никого сзади, разумеется, не было.
— Да вот хрен тебе, Кука, — сказал Андрей вслух. Он встал с кушетки, прошел в угол, где стояли лопаты и ведра, и сразу увидел то, что нужно, — кусок стального уголка длиной около метра. Андрей взял его в руки, несколько раз взмахнул, примериваясь. Самое то.
…Когда в коридоре раздались шаги, он взял свое оружие и встал возле двери справа. Отвел руки с железом, изготовился для удара. За дверью раздались голоса, заскрипел ключ в замке.
* * *
У Повзло зазвонил телефон. Коля ждал звонка уже три часа. Он сразу схватил трубку:
— Алло!
— Николай Степаныч?
— Да, я… кто это?
— Это друг. Николай Степаныч, ваши коллеги заскочили в гости и сейчас не могут вам позвонить.
— Кто это? Кто говорит? Представьтесь.
— Повторяю: друг. Обнорский и Каширин сейчас в гостях. На некоторое время они задержатся. Если вы не хотите варианта, как с Горделадзе, не звоните никуда… Вы все поняли?
Коля стиснул трубку так, что побелели пальцы.
— Вы все поняли? Не надо никуда звонить.
— Я понял. Какие вы можете дать гарантии?
Человек на том конце провода удивился:
— Какие, к черту, гарантии?
— А если вы их…
— Бросьте, Николай Степаныч. Мы просто поговорим. А вот если вы поднимете шум, то, извините, нам придется пойти на непопулярные меры. Вы понимаете?