— Ну, извини, амиго, какая есть, — развел руками Толян. — Если хочешь знать, мы как раз таки позавчера могли запросто закрыть всех этих красавцев во главе с их предводителем, господином Оболенским, прямо в аэропорту, при посадке на самолет. У меня целую неделю по этой теме одновременно пять экипажей наружки работали! Представляешь, чего мне стоило выбить пять экипажей? А?!
— И что же тебе, такому пробивному, в конечном итоге помешало? — буркнул Габузов, прекрасно представлявший, «чего стоило».
— А это ты у своего дружка, у Коленьки Машкова поинтересуйся. С которым ты, помнится, в одном кабинете сидел.
— Ты еще вспомни, что я с половиной прокуратуры в одном сортире сидел! — парировал Габузов. — А Машков моим дружком никогда не был, ибо Коленька — порядочная мразь и редкостная скотина.
— Так вот эта самая мразь и скотина не поставила своей закорючки на бланках постановлений об аресте 11-го числа, мотивируя сие тем, что он еще не в полной мере ознакомился с обстоятельствами дела. Соответственно, 12-го числа он также не сделал этого, но уже по другой, весьма уважительной причине — в прокуратуре был выходной день. Еще вопросы есть?
— С-сука! — выругался в бессилии Сергей.
— Абсолютно с тобой согласен, амиго, — мрачно констатировал Толян.
— И что теперь? Вы пытались связаться с местной полицией?
— А смысл?.. Нет, мы, конечно, отправили им официальное письмо на ломаном английском с просьбой взять на контроль факты обращения российских граждан с заявлениями о совершенном в отношении них насилии. Они даже прислали ответный факс с обещанием сразу же поставить нас в известность, буде таковые случатся. Но практика показывает, что наши гражданки особо не спешат обращаться в полицию с подобными вещами… И в чем-то я их понимаю… В общем, пока ничего не остается, как просто ждать.
— То есть сидеть на жопе ровно и целую неделю ни хрена не делать? — уточнил Габузов.
— Ну, неделю-то само собой. Сейчас самый разгар сезона, так что вряд ли кому-то из наших туристок, даже при самом горячем желании, удастся обменять обратные билеты. Ну да это-то как раз ерунда. Главное, чтобы все десять вернулись живыми.
— А что, были случаи, когда не?.. — ужаснулся Габузов.
— Официально закрепленных эпизодов у нас пока нет, но кое-какая оперативная информация на этот счет, к сожалению, имеется. Отсутствие доказательств, как ты понимаешь, еще не есть доказательство отсутствия. В общем, проверяем, у меня стажерка уже вторую неделю на заграничных «потеряшках» плотно сидит.
— Твою мать!
— И это не вызывает возражений, — философски согласился с приятелем Толян. — Кстати сказать, сегодня утром господин Машков таки согласился оставить свой автограф на казенных тугаментах.
— Что, дошло наконец до идиота?
— Ну, как сказать. Просто я ему сделал предложение, от которого он не смог отказаться, — изрек Толян, недвусмысленно поиграв накачанными бицепсами. — Засим послезавтра все-таки будем брать архаровцев. Все в том же «Пулково-2».
— Они что, уже возвращаются?
— По крайней мере билеты у них приобретены на 15-е число. Оболенский прилетает утренним рейсом, трое его подельников — вечерним… В принципе, все правильно: мавры сделали свое дело — мавры могут улетать.
— Твари! — с ненавистью прошептал Габузов и невольно сжал кулаки. Зрелище при этом получилось, естественно, не столь агрессивно-впечатляющим, как минуту назад у его собеседника. — Значит, так: на задержание Оболенского ты возьмешь меня с собой!
— О как?! Я смотрю, господин экс-следователь Габузов, у вас уже не просто мания — у вас величие… Не ссы, амиго, как-нибудь справимся и без твоей помощи.
— Ты возьмешь меня с собой!!! — решительным тоном повторил Сергей.
— Серый, кончай, а? Беда коль сапоги начнет точать…
— В противном случае, я сам поеду в аэропорт и испорчу вам всю малину!
— Ладно, придумаем что-нибудь, — недовольно пробурчал Толян, понимая, что в данном случае слова его приятеля отнюдь не пустая бравада. Габузов слыл человеком мягким, вполне себе интеллигентным, но при этом в жизни оперативника уже были возможности лично пронаблюдать за тем, каков Сергей Эдуардович в нечастые минуты праведного гнева. Так вот в эти самые роковые минуты Габузов был абсолютно непредсказуем. А потому — поистине ужасен.
— …Всё, амиго, мне пора бежать, — Толян поднялся из-за стола. — Завтра ближе к вечеру созвонимся и все обговорим. Лады? И не убивайся ты так, может, всё и обойдется.
— Ага, рассосётся и растрясётся… Послушай, дай своим команду проверить: не прослеживается ли какая-либо связь между этим самым Оболенским и неким Ильей Моисеевичем Швербергом? Скорее всего, это пустышка, но… так, на всякий случай.
— А, старая адвокатская крыса? Как же-как же, знаю-знаю.
— Откуда?
— Так это же мы вели дело группировки Сибиряка. Помнишь расстрел на Северном рынке? Полгода мудохались, доказуха вроде бы железная была, но на суде, как водится, всё к ебеням рассыпалось… Еще бы не рассыпаться, когда из уголовного дела почти три десятка листов куда-то испарились. Копперфильд отдыхает!.. Вот как раз этот твой Шверберг Сибиряка и защищал. Я, помнится, тогда этого Илью Моисеевича самолично собирался до парообразного состояния довести и тоже… испарить… да он, сука такая, вовремя за границу свалил. Месяц отдыхал от трудов праведных… Так у тебя какая конкретика по нему есть или просто ощущения какие нехорошие?
— Скорее второе, — вздохнул Габузов.
— Ладно, проверим твои ощущения, — протянул руку Толян и, распрощавшись удалился. Через пару минут вслед за ним поплелся на выход подавленный и разбитый Габузов. «Идиот! Придурок! Адвокат-неудачник! — костерил себя почем зря Сергей. — Если с ней что-нибудь случится, никогда себе этого не прощу! Своими руками придушу всех этих Швербергов, Оболенских и иже с ними! И пускай тогда меня судят за убийство двух и более человек! Хотя бы и вкупе с разжиганием межнациональной розни».
В данный момент он более всего сожалел о том, что днем не догадался заказать Антону, помимо «радиожучков», еще и какой-нибудь недорогой короткоствол.
* * *
Покупка «шпионского снаряжения» влетела Сергею Эдуардовичу в копеечку. Пришлось даже проглотить едкое замечание Антона по поводу скидок ветеранам прокуратуры и бесплатной консультации начинающим радиолюбителям, поскольку без таковых на все про все у Габузова просто не хватило бы наличности. «Ну да ничего, — размышлял он, держась за поручень вагона метро, — в случае успеха заставлю Самсут Матосовну включить эти деньги в итоговый счет. В графу „организационные расходы“».
Кстати сказать, если шансы на положительный исход наследственного дела Габузов оценивал примерно как один к пяти, то вот в успехе разработанной им операции по вторжению в приватную жизнь Ильи Моисеевича Шверберга он почему-то не сомневался. Хотя никакого практического опыта промышленного шпионажа у него, естественно, не было. Более того, если бы еще год назад кто-то предрек Сергею Эдуардовичу, что в будущем ему придется заниматься разведением «жучков» в кабинете своего коллеги, в ответ он бы не просто рассмеялся — захохотал. Ибо Габузов всегда считал, что подобные методы не просто незаконны — аморальны. Ну да как это обычно бывает, твердое и железобетонное «всегда» обернулось мягким и податливым «до поры до времени».