— Гости к нам, — сказал Джинн. Сплюнул и взял в руки «ремингтон». Определить на слух, как далеко собака, было сложно — горы, и акустика в горах часто выдает сюрпризы. Когда ты точно не знаешь расстояние, нужно исходить из худшего варианта. Джинн определил его как метров триста-триста пятьдесят.
— Быстро, — сказал он. — Быстро в реку. Пройдете метров сто-сто пятьдесят. Выйдете на правый берег. И шлепайте вниз. Я догоню.
— Костер? — сказал Мукусеев.
— Пусть горит. Уходите, мужики.
— Пошли вместе. Джинн, — сказал Зимин.
— Не, Митрич, не катит… Вы идите. Я догоню. Если вдруг…
— Что — вдруг?
— Если не приду, пометьте на карте, что в плотине — разрыв. Мельница там обозначена значком, похожим на солнышко.
В двух метрах от костра Джинн «распял» на ветках свою джинсовую куртку. Сам передвинулся вправо и вперед. Зачерпнул из реки ила, измазал лицо. «Ремингтон» удобно лег на валун, покрытый мхом… Джинн приготовился к долгому ожиданию — они уже знают, что он вооружен и дуриком не сунутся.
Над головой лежала звездная россыпь, что-то шептала речушка, полированный приклад «ремингтона» уютно лежал под щекой.
Костер Богач заметил только метров со ста. И человека рядом с костром. Лорд определенно хотел подать голос, и Богач положил руку ему на голову. Пес благодарно зажмурился. Интуиция у собак развита гораздо лучше, чем у людей, но Лорд так и не понял, что жить ему осталось всего несколько минут.
…Горел костерок в яме под скалой. Возле костра сидел человек с опущенной головой… Кажется, дремлет. Милош приказал взять этого пидораса живым… Ну живым так живым. Богач лежал, поглаживал голову Лорда и ждал, пока подтянутся остальные.
* * *
Джинн тоже лежал и ждал, пока подтянутся ублюдки. Хорошо бы, думал он, накрыть одним выстрелом и собаку и пару человек. Наперед никогда не знаешь, как оно обернется… Но хорошо бы.
Собака, конечно, ни в чем не виновата. Она просто делает свое дело. Но именно ее придется убить первой… Извини, Джон… Или как там тебя зовут — Джейн, Ред, Ники?… Извини, но тебя придется валить первой. Нет хуже врага для диверсанта, чем собака. Вот уж не знал, что у вас есть собачка. После самоуверенной выходки урода, который хотел остановить машину… Как его звали-то — Дрын?…да, кажется Дрын… После самоуверенной выходки этого Дрына — ишь ты, затеял автоматом попугать! — я подумал, что имею дело с абсолютными дилетантами. А вот — собака!… Извини, Джон-Джейн-Ники, но придется тебя завалить. И хорошо бы накрыть одним выстрелом еще пару человек… Спасибо покойничку с фляжкой, что он выбрал картечные патроны. Картечь вот уже лет пятнадцать запрещена, но все основные фирмы внагляк продолжают снаряжать патроны картечью. На кабана не худо. На человека и собаку тоже. Хорошо бы накрыть сразу и собаку, и пару человек. «Ну-ка, Злотан, нырни, посмотри, что там». «Я покойников боюсь». «Когда ты мертвую девку трахал — не боялся?»…Хорошо бы завалить этого Злотана.
…От костра шло слабое свечение. Почти невидимое. На его фоне Джинн увидел силуэт собачьей головы и головы человечьей. Он аккуратно прицелился между ними… Хорошо все-таки, что «Роттвейл» снаряжает патроны картечью.
Только вблизи Богач понял, что у костра висит куртка. Он осознал свою ошибку, но было поздно — по спине хлестнуло, взвизгнул и рванулся из-под руки Лорд… Богач попытался вскочить, вспомнил маму. Молодую, красивую… Вспомнил Ленку на солнечном Крещатике… Лорд визжал, застыла в ужасе Лампа, в глазах у Богача потемнело, из горла хлынула кровь. Еще он успел подумать про дозу кокаина, которая лежит под сиденьем джипа, но до конца не додумал — рухнул лицом в камень. Раненый, ничего не понимающий Лорд укусил его за нос, но Богачу было уже не больно…
Веером над головой прошли пули. Джинн перекатился за соседний камень… Стреляйте, ребята, сколько влезет. Милош, между прочим, велел брать живыми. Что ж это вы херней страдаете? Сверху посыпались веточки, скатилась горячая гильза «ремингтона»… Минут на двадцать я их остановил. Эт-то правильно… Как говорил один генсек: а я вам больше скажу: и это правильно… Ууумница! Просто ууумница!
Джинн выглянул из-за камня — никто к костру больше не лез. Визжала собака… Жива. Но больше не опасна.
Джинн подобрал гильзу — теплая! — и пополз к реке. Стоило ли, подумал мимоходом, сушиться? Вода оказалась очень холодной.
* * *
На этот раз он их просто не заметил. Прошел мимо. Они присыпались листвой, накрылись ветками, лежали молча. Он прошел мимо. И только когда уже прошел, Мукусеев шепотом позвал:
— Джинн… Джи-и-и-инн.
— Живы? — спросил он. Ему ответили:
— Живы. Ты-то как?
— Я, блин, точно еще одну статью заработал… За жестокое отношение к животным… Какая там санкция, Митрич?
— Пять лет расстрела, чтоб ты сдох, Джинн.
— Это запросто, гражданин начальник… И ведь что интересно? Все следаки одинаковые. В Стамбульской тюрьме мне следователь сказал почти ту же самую шутку.
— Сколько же вы там отсидели? — спросил Зимин.
— Полтора месяца, Илья Дмитрич. Я бы, может, и больше там отдохнул, но, знаете ли, клопы. Пришлось ее покинуть… Досрочно.
— Э-э, голубь вы мой, хреновато. Турецкого законодательства я, конечно, не знаю, но по отечественному побег из мест заключения или из-под стражи карается, согласно статьи 188-1 на срок до трех… А ежели сопряженный с насилием над стражей…
— Вот именно, — весело сказал Джинн, — сопряженный.
— Это часть вторая. До пяти.
— Бабен батон! Это что же выходит — я до сих пор бы сидел?
— А вам, Олег, простите, что инкриминировали? Вы, разумеется, можете не отвечать. Дело-то глубоко интимное.
Джинн ухмыльнулся. На грязном лице только зубы сверкнули.
— Дача взятки должностному лицу, Илья Дмитриевич.
— Ну-у, голубь вы мой… Совсем нехорошо. Много дали?
— Очень.
— Сто семьдесят четвертая, первая. От трех до восьми. Плюс побег. Это тебе, Олег, не хер собачий. Сидеть-не-пересидеть… Завалил охранника?
— Не я. Ребята.
— Это совсем другое дело, — оживился Зимин. — Это вполне можно переквалифицировать на…
— Да хватит вам, — перебил Мукусеев. — Шутки у вас… говенные!
— Верно, — сказал Джинн. — Пошутили и хватит, нужно идти. Думаю, что просто так они нас не отпустят.
— Э-эх, не дают старому человеку отдохнуть, — вздохнул Зимин. — Бегай тут по горам… в мокрых портках. Эх, геморрой мой, геморрой.
На левом берегу завыла Лампа, Джинн матюгнулся сквозь зубы.
* * *
Небо начало бледнеть и звезды на нем истаивали. Пейзаж наполнялся легкой акварелью, плыл туман. Было очень холодно, и Джинн решил объявить очередной привал. Он видел, что Мукусеев и Зимин вконец измотаны. Зимин начал хромать… Джинн выбрал место для привала, быстро соорудил костер, а сам ушел обратно, залег на тропе. Уверенности, что оторвались, у него не было.