* * *
Корреспондент питерской «Вечерки» был исключительно точен и в дверь квартиры Мукусеева позвонил ровно в восемь. У Синцова было даже редакционное удостоверение, но оно не пригодилось. Минут тридцать потрепались под диктофон про работу Мукусеева на телевидении, политику и увлечения… Потом Синцов аккуратно перевел разговор на Югославию. И в этот момент зазвонил телефон. Мукусеев извинился и снял трубку.
— Олег! — сказал он изумленно-растерянно через несколько секунд. — Олег, ты? Ты где, старый? Ты откуда?
Синцов индифферентно смотрел в окно, курил и внимательно фиксировал разговор.
— Конечно, нужно, — говорил Мукусеев, — обязательно нужно… Ты где находишься?… Так это же рядом со мной! Давай заходи — записывай адрес… Почему?… Ну, хорошо, давай по-твоему… Красная пятерка? Номер… Понял, понял… Отлично, через сорок минут напротив «Павелецкой».
Мукусеев положил трубку, черканул на листке бумаги цифры номера. Синцов, скосив глаза, прочитал номер.
— Ну, Саша, — сказал Мукусеев, — извини, но времени у тебя всего двадцать минут… Срочная встреча, которую отменить я не могу.
— Да я, собственно, выяснил все, что хотел, — ответил Синцов. Для приличия он задал еще пару вопросов и убыл. Из ближайшего автомата позвонил Большакову и сообщил, что через тридцать пять минут у «Павелецкой» состоится встреча Мукусеева с человеком по имени Олег. Олег приедет на красной «пятерке» с госномером…
Мукусеев тоже собирался ехать на встречу с Джинном. Он оделся и уже собрался выходить из квартиры, когда снова раздался звонок — звонил Зимин.
— О-о, Илья Дмитрич, — обрадовался Владимир, — как жив-здоров?
— Херово, — ответил Зимин.
— Что так?
— Помнишь Рашида? У которого пельмени ели?
— Конечно… А что такое?
— Проломили солову.
— …твою мать! — выругался Мукусеев.
— Ага… Те самые ублюдки, с которьми мы схлестнулись.
— Да это же беспредел… Это ж надо что-то делать.
— Ишь ты какие слова знаешь, — произнес Зимин. — С уродами разберемся — куда они денутся? Я тебе, собственно, по другому поводу звоню.
— Слушаю, Илья Дмитрич.
— Тебя, Володя, никто на Югославию не прокачивал? — спросил Зимин.
— В смысле?
— В смысле: никто не расспрашивал про поездку? Про меня? Про Джинна?
— Ну, ты же знаешь… Ваши, из прокуратуры…
— Наши меня не колышут, — сказал Зимин. — Супруга, брат-сват — тоже… А вот кто-нибудь из дальних знакомых… или вовсе не знакомых не проявлял интереса в последнее время?
— Нет, — ответил Мукусеев. — Так, на бытовом уровне спрашивают иногда люди: как, мол, съездил? А ты почему интересуешься?
— Да так, — сказал Зимин. — Ежели появится около тебя кто-нибудь особенно любознательный — звякни мне.
— Звякну, — ответил Мукусеев. На этом разговор и закончился.
К тому моменту, когда Мукусеев приехал на «Павелецкую», ее уже обложили детективы «Манхэттена». Шесть человек на четырех автомобилях ждали появления красной «пятерки» с человеком по имени Олег… Тот ли это Олег, которого они ищут, сотрудники «Манхэттена», разумеется, не знали.
В палатках у метро торговали бодяжной водкой, спиртом «ройял», пивом, сигаретами и прочей «жувачкой». Крутились алкаши, малолетняя шпана, бомжи… Москва — «Третий Рим»!… увенчанный кепкой Лужкова.
Мукусеев приехал на «волге», положенной ему как депутату. Формально он уже не имел права ею пользоваться, но и сдавать не спешил, рассудив здраво: пошли вы все на…!
Владимир приткнул «волгу» у тротуара, вышел и закурил. Красной «пятерки» нигде видно не было. Мукусеев посмотрел на часы — до назначенной встречи осталась минута… От предстоящей встречи с Джинном Владимир испытывал волнение.
Прошла минута, другая… К Мукусееву подошла нетрезвая девица и предложила «развлечься». Он сухо отказался.
— Контакт! — сказал в радиостанцию Синцов.
— Это всего лишь проститутка, Слава, — ответил Большаков.
— Но все равно хорошо бы проверить…
— Феликс, проверь девочку.
Неволяев вылез из машины, дождался, пока девица отойдет метров на двадцать от Мукусеева, и подошел к ней. Поговорив с ней около минуты, вернулся в машину и доложил:
— Проституточка… зовут Анжелика. На мордашку ничего.
— Все они Анжелики из Рязани, — отозвался Соколов.
— Кончай базар, — прервал всех Большаков. Прошло еще три минуты… И появилась красная «пятерка». Машина остановилась напротив Мукусеева и Владимир сразу сел в нее.
* * *
Какое— то время ехали молча. Джинн курил, часто поглядывал в зеркала. Мукусеев рассматривал Джинна.
— Скрываешься? — спросил наконец Владимир.
— Ага, — кивнул Олег. — Бегаю, как заяц.
— Всю-то жизнь бегать не будешь.
— Почему же? Можно и всю жизнь… Но не хочется. — Джинна несколько беспокоила «шестерка», которая вот уже три минуты катилась за ним. Он собрался проверить, но «шестерка» отстала, и он подумал, что просто психует, что устал… Он приказал себе расслабиться и больше не думать о возможных хвостах. Да и откуда им, собственно, взяться?
— Дергали вас с Зиминым? — спросил Джинн.
— Не особо. Один раз дали показания в сербской прокуратуре, один раз — в нашей… Да еще приходил человек из СВР. Побеседовали без протокола.
Мукусеев замолчал, вспоминая тот разговор. Человек из СВР был в штатском, но Мукусеев с ходу предположил, что он в генеральском звании. Так оно и оказалось. Генерал держался легко, непринужденно. В нем определенно чувствовался острый ум. После некоторого обоюдного зондирования генерал сказал:
— А все-таки, Владимир Викторович, как вы думаете, почему Фролов убил нашего сотрудника?
— Об этом надо спросить у Фролова, — нейтрально ответил Мукусеев.
Генерал непринужденно рассмеялся и сказал:
— Спросим. Недолго ему бегать.
— Вы считаете, что он бегает?
— А вы считаете по-другому?
Мукусеев молчал, делая вид, что прикуривает. Генерал смотрел на него вполне доброжелательно, но с иронией.
Не дождавшись ответа, он сказал:
— Зря вы заняли такую позицию, Владимир Викторович. Ведь Фролов, по существу, ИЗМЕННИК.
— Вот как?
— Так, Владимир Викторович, так. И никак иначе.
— А вы знаете, что на сербском языке слово изменить имеет значение «человек, который хочет что-то изменить». По существу — реформатор… Да и в русском языке слово «изменить» имеет двойное значение. Одно, разумеется, означает «совершить предательство», а другое имеет смысл «переменить, сделать иным, сдвинуть с мертвой точки». — Генерал, демонстрируя отменные зубы, улыбнулся: