– Ты не ответил! – не дал ему договорить Ермилов.
Тут уж взорвался Юнгеров:
– А можно мне-то поговорить? А?!
Александр Сергеевич был уже доведен до такого состояния, что едва не срывался на визг. Ермилов остро глянул на Юнгерова, встал и сгреб горсть конфет:
– Это «Белочка»? Это все, что угодно, а не «Белочка». И развал, между прочим, начинается именно с таких вот мелочей. Казалось бы – внешне безобидных.
Александр Сергеевич закрыл глаза и тихо завыл. Юрий Николаевич вскинул подбородок и, чеканя шаг, вышел, – немного театрально, словно царский офицер, уходящий на расстрел.
После его ухода Юнгеров еще несколько секунд не открывал глаза. Когда он наконец-то решил оглядеться, то обнаружил, что рядом – никого, кроме улыбающегося Штукина.
– Чего это он? – прервал паузу Валерка.
– Я так ко всему этому привык, что если он изменится, то мне будет чего-то не хватать, – усмехнувшись, объяснил Александр Сергеевич и снова спросил Штукина: – Так что у тебя за вопрос, Валера?
Штукин нервно поскреб в затылке, улыбнулся несколько принужденно и вдруг понял, что ему трудно начать. Валера разозлился сам на себя, откашлялся и постарался взять себя в руки:
– Да тут, Александр Сергеевич, такая ерунда получилась.
– Знаешь, как в камерах говорят – «такая канитель», – улыбнулся поощрительно Юнгеров, и Штукин действительно вдруг почувствовал себя свободнее:
– Во-во, канитель… Занесло меня вчера непонятно с чего в «Книжную лавку писателя». Стою там, книжку одну листаю. И вдруг замечаю там товарища Гамерника собственной персоной…
– И? – вопросительно шевельнул бровью Юнгеров.
Штукин пожал плечами:
– И – ничего такого особенного. Я не сразу понял, что это он. Просто меня его охранник-дебил стал от прилавка отжимать, ну и чуть ли не нарвался на конфликт. А Гамерник его унял, я только после этого его и узнал. Ну, и по привычке, когда они из магазина вышли, я решил с ними по городу прокатиться.
– Зачем?
– Так просто… Я же говорю – по привычке. Ну, и довел я его до офиса – на Греческом.
– Есть такой, – кивнул Юнгеров. – Это один из самых старых, еще с прежних времен. У этой точки богатая история. Да мы и остальные его офисы хорошо знаем, давным-давно уже все установили… И хаты его знаем, и хату родителей, и даже квартиры его баб… Я это не к тому, что ты зря за ним прокатился, я просто рассказываю тебе…
Конечно, Валерка заметил в глазах Юнгерова лукавую искорку и поэтому слегка смутился:
– Александр Сергеевич, я, в общем, догадываюсь… И я не с тем пришел, что, мол, знаю страшную тайну – где у Гамерника офис на Греческом…
– А с чем?
– А у меня есть предложение… Оно родилось, когда я за офисом его наблюдал. Оно – спонтанное, но не непродуманное. И я понимаю, что, предлагая это, я беру на себя ответственность, даже если вы откажетесь.
– Не пугай меня, – сказал Юнгеров. – Я чуть было не сказал «ой». Сейчас ты скажешь, что его офис расположен более чем удачно, чтобы без особого риска с двух «калашей» завалить хозяина.
– Нет, – покачал головой Штукин. – Я про другое.
– Ну, хоть тут повезло, – притворно вздохнул Юнгеров.
Валера выдержал небольшую паузу и четко выговорил, словно отрапортовал:
– Суть вопроса: я могу внедриться к Гамернику.
Александр Сергеевич долго смотрел на Штукина молча, а потом осторожно переспросил:
– Можешь?
– Могу попробовать, – уточнил Валера.
Юнгеров кивнул:
– Небольшое уточнение, да?
Штукин упрямо вскинул подбородок:
– Я могу изложить свои соображения подробно.
Александр Сергеевич встал, вздохнул еле слышно и повернулся к Штукину спиной, глядя в широченное окно, из которого открывалась необыкновенно красивая панорама озера:
– Конечно. Я слушаю тебя. Излагай.
Валера откашлялся еще раз и начал излагать, стараясь не сбиваться и не вставлять в речь слова-паразиты:
– Я знаю, что он заказчик той стрельбы. Более того, я надеюсь разузнать кое-какие подробности о тех ребятах, которых он послал. Не настолько точные, чтоб знать их данные и место обитания, но достаточные, чтобы в грамотном разговоре очень сильно насторожить… И я приду к Гамернику не как от себя лично, а как от группы сотрудников уголовного розыска. И приду я просить немножко денег – не очень большую сумму, в пределах разумного. Причем, денег не за то, что его не будут сажать – его ведь не посадишь, и он это знает. Денег я попрошу для того, чтобы оперативная информация о его причастности к стрельбе не стала достоянием всеобщим, вплоть до журналистов. Ведь, по идее, в Интернет сегодня можно скинуть не байки, а конкретику. Вплоть до копий документов. Или – хорошо сделанные подделки под истинные документы… При таком раскладе имя его через пару месяцев может стать настоящим брендом… Я подробно объясню ему, как проходят оперативные общения, заслушивания. Что такое постоянные задания на НН и ПТП. Он поймет, сколько это может отнять душевных сил…
– Зачем? – перебил Юнгеров, по-прежнему не оборачиваясь. – Цель?
– Ну, хотя бы снятие его реакции – это уже достаточно интересно. Допустим, я верю оперативной информации, что это именно он стрельбу организовал, но… Одно дело – верить, другое – самому почувствовать… Это очень важно – иметь личное ощущение…
– А почему он тебя начнет слушать? – Александр Сергеевич по-прежнему смотрел в окно, но в голосе его уже начали прорезаться нотки заинтересованности.
Штукин не выдержал, вскочил из-за стола, оперся на спинку стула локтем и сказал, глядя Юнгерову в затылок:
– Открытость. Простота. Энергия. Быстрые и точные ответы на мелкие вопросы.
Юнгеров обернулся:
– Это все – потом. А с чего ты взял, что он вообще разговаривать с тобой начнет? Его охрана может не дать тебе… проявить открытость и простоту.
Валерка достал сигарету и вопросительно глянул на Александра Сергеевича. Тот разрешающе махнул рукой:
– Кури, кури…
Штукин закурил и спокойно объяснил, как он планирует заинтересовать Гамерника:
– А я ему скажу, что я – один из двух недобитков из лифта. И еще – не стану скрывать, что работаю у вас, поскольку после той стрельбы из розыска меня турнули. В такой ситуации он не сможет не заинтересоваться, если, конечно, не по уши деревянный. Он заинтересуется, начнет вопросы задавать…
– Обо мне тоже? – сразу ухватил суть Юнгеров.
Валерка кивнул:
– Если до этого дойдет – конечно. И я ему буду правдиво на них отвечать. Да я ему расскажу все, вплоть до подробностей, о мебели и о привычках вашей челяди. Захочет – расскажу про ваши привычки, замашки, разговоры. Вплоть до разговоров о нем. Вы подумайте, Александр Сергеевич, ведь такая правда выглядит всегда очень впечатляюще и искренне, но она абсолютно неопасна, так как особого практического значения не имеет.