— И что?! А кого?! Все ищут литературно-художественное наследие… Никого… Я… — я общаюсь с прессой. Серьезно. Фотографируют для фронтовой газеты на статью «Он не оробел перед двумя немецкими танками». Да нет, серьезно… Так ты выясни сначала, какой труп, может, он сам — того… Ой! Ай!.. Ну и что, что в коридоре?.. Да ты что… Огурчики да помидорчики, Сталин Кирова убил, да в коридорчике!.. Ладно, все. Будет криминал — будет разговор!
Артур бросил трубку и посмотрел на девушку, взгляд его упорно съезжал с лица на круглые коленки:
— Прочитали?
— Прочитала… И как вы собираетесь… раскрывать?
Света перезакинула ногу на ногу, Тульский моргнул и раскололся:
— Да, собственно говоря… Мы, когда на квартиру Верейских приехали — там обнаружился гостивший у них племянник двенадцати лет, Гриня. Я с этим Гриней потолковал по душам и вот что выяснилось — пока дядя-злодей со взрослыми на кухне о высоком толковал, мальчик в прихожей залез в карман его пальто и вытащил оттуда фотографию «Полароид» с изображенной на ней девушкой, прямо скажем, без одежды. И вот на этой фотографии был написан некий телефон и красивое русское имя Маша. Фото Гриня не без внутренней борьбы (он, вообще, испугался и решил, что шум — по его поводу) отдал нам. Мы к Марии — а она: да, дескать, был такой, приходил, но мы, мол, плохо знакомы! Вот и вся недолга. Сейчас злодея ждут в ее хате, думаю, что к вечеру приведут. Никуда не денется, отдаст, подлец, достояние республики!
— Так просто! — чуть разочарованно протянула Светлана. Артур хмыкнул:
— Придется рассказать правду. На самом деле все происходило так: я шел по мокрому карнизу, держа в зубах пистолет Макарова, так как знал, что преступник дерзок и вооружен…
— Артур, вы что, меня за дуру принимаете?
— Виноват! Так, убираем Гриню и пишем: «в ходе глобальных оперативно следственных мероприятий при содействии сотрудников 7-го ГУВД…»
— 7-е УВД… — это как? — не поняла Света.
— Это «ноги», [2] — окончательно запутал ее Артур и продолжил:
— …при поддержке сотрудников ГАИ и непосредственном курировании руководства главка…
В этот момент дежурный по местному телефону передал Тульскому, чтобы он связался с Токаревым. Артур быстро набрал номер:
— Тульский, Василий Павлович!
— Здорово, Артур! Взяли этого черта! Приезжий, из Красноярска… и действительно там историк какой-то… с ума сойти! Будь на подхвате — сейчас тушку подвезут!
— Есть! Журналистка вам нужна еще?
— Какая журналистка?
— Как какая… Светлана…
— Ты о чем?
Тульский мгновенно все понял и показал кулак Свете, начавшей медленно приподниматься со стула.
— Да шучу я, Василий Павлович, подумал просто — а может, это событие в прессе осветить?
— Артур, ты меня иногда пугаешь, — сказал после короткой паузы Токарев и повесил трубку.
Тульский сложил губы бантиком и молча посмотрел на Свету, девушка вздохнула, оправила юбку (так, что она задралась еще выше) и закатила минуты на две речь, адекватную явке с повинной.
— Чистосердечное признание смягчает вину, но увеличивает срок! — строго сказан в ответ Артур, а про себя подумал, что она просто молодец. Тем не менее он для блезиру выдал еще несколько строгих фраз о том, чем грозит нарушение режима секретности, и лишь потом сказал по-человечески:
— Позвони мне вечером — расскажу, что смогу.
Вечером Света позвонила — Тульский, кстати, неожиданно для себя даже дергался — а вдруг не позвонит? Услышав в трубке ее голос, Артур тут же обрел свое обычное уверенное нахальство:
— Ну-с, раскололи голубчика. Интересная мелодия насвистывается. Хочешь узнать?
— Хочу. Очень хочу, — несколько двусмысленно отозвалась Света.
— Живешь одна?
— Ну-у… можно сказать, что сейчас — одна!
— Накрывай на стол!
— Нет проблем!
— Адрес?..
…За стол они сели только глубокой ночью, так как не успели дойти до него, когда Тульский пришел в гости. Артур потом долго ломал голову — кто же кого трахнул — он ее или она его? Хотя, в общем-то, это не имело никакого значения… На следующее утро Тульский, конечно же, опоздал на службу..
Так с той ночи и завертелось у них со Светланой не пойми что — и романом это нельзя было назвать, потому что обошлось без ухаживаний и вздохов, но, с другой стороны, не сводилось все и к простому перепихону. Сладко было Артуру со Светой, просто на удивление сладко. Может быть, так сладко и легко, как еще ни с кем не было. Она вытворяла в постели такое… Да и не только в постели, но и на столе, и в кресле, и просто стоя… И при этом так стонала своим детским голосочком, такое говорила в предоргазменном угаре, что Артур «улетал», терял голову, становился ненасытным. В нем просыпалась какая-то сексуальная жестокость, ему хотелось, чтобы она орала еще громче, и она, действительно, орала не стесняясь. А потом, опустошенный и обессиленный, он не испытывал желания побыстрее смыться куда-нибудь, наоборот, в нем просыпалась какая-то нехарактерная для него нежность, ему нравилось гладить ее и трогать, и прижиматься к ее заднице — до тех пор, пока желание снова не захлестывали его… При этом Артуру было со Светой еще и интересно разговаривать — ее начитанность удивляла и интриговала не очень-то жаловавшего книги опера. И вообще, ему было лестно, что она не кто-нибудь, а журналистка — в те времена к представителям этой профессии относились, можно сказать, с пиететом. Артур, конечно, внешне никакого почтения не высказывал, наоборот, покровительственно посмеивался над Светланой, но в глубине души… Бог его знает, может быть, сказывалась и разница в образовании — у Светы-то было высшее гуманитарное, а у Тульского — сомнительное среднее…
И при всем при этом полностью в свою жизнь она его не пускала — у Светланы была масса каких-то встреч, каких-то непонятных дел, иногда она исчезала куда-то на несколько дней, ничего особо не объясняя и заставляя Артура испытывать (к его же собственному удивлению) нечто вроде уколов ревности… В общем, Тульский и сам не понимал, как он к ней относится. Но понимал, что как-то относится, потому что не было безразличия, и о новых, предстоящих встречах с ней он думал отнюдь не через силу… При этом он совсем не идеализировал свою пассию, трезво, по-оперски подмечал и ее женскую прагматичность (которую при подколках называл хитрожопостью), и взбалмошность, переходящую порой в капризность, и избалованность от привычного мужского внимания, и даже некоторую лживость… И все равно Артуру с ней было сладко…
…Очнувшись от грез, Тульский протянул руку к телефону, чтобы набрать номер Светланы — но аппарат зазвонил сам, прежде чем он успел снять трубку. Звонила Света — но обрадоваться такому совпадению Артур не успел — она чуть ли не плача тараторила нечто непонятное и требовала спасти ее от бандитов. Морщась от крика, Тульский несколько раз пытался перебить ее и понять, что же, собственно, случилось…