— За что воюем-то? Только за Пашу?
Шатов уловил в его вопросе нотки сомнения и обрушился на Токарева своей правдой, одновременно косясь в сторону противников и контролируя ситуацию:
— Ну не одно колечко, а три-четыре-пять Пашка продал… В чем дело-то, я не понимаю!? Этим мопсам годами тут стоять можно, всю лягавку на корню скупили, а нам — кроссовки не достать! Старшие пацаны для страны все мозги на ринге оставили, Пашка — под гимном стоял! И весь зал тогда в Испании стоял под тем же гимном! Мы пот проливаем, а эти тут!!! Пусть делятся!!! А кто с бритвой ходит — пальцы сломаем… пока… В чем я не прав?!
И снова Артем не нашелся что сказать — и не то чтобы совсем слов не находил или со всем уж так согласен был — а просто ситуация не позволяла. Не располагал расклад к долгим диспутам, к копаниям в нюансах… Семь человек одновременно подскочили к входу в «Аметист» и выщелкнули обидчиков Рустика в пару секунд. Спекулянт в дорогой дубленке (апрель на дворе — а он в дубленке, потому как вещь дорогая и престижная — через нее свой статус миру предъявить можно) оседал у водосточной трубы. Его левая бровь стала разбухать на глазах, превращаясь в какой-то неестественный нарост-шар. Артем остановился, как вкопанный, и зачарованно уставился на мужика. Откуда-то вывернулся Генка Иматри, сморщил лоб и съязвил, склоняясь над «дубленкой»:
— Ой, прилег! Барыжничать устал?!
Между тем события продолжали разворачиваться. К магазину, визжа тормозами, подлетела ярко-красная «семерка», из нее выскочили три крепких парня. Один из них держал в руках арматурину, обмотанную грязным бинтом. Шатов тихо попер ему навстречу, раскинув руки в стороны и крикнув:
— Стоять!
Противник Юрика оказался парнем с характером и постарался ударить по-настоящему — Артем в ужасе увидел, как железная палка пролетела совсем рядом с головой лишь ухмыльнувшегося на это Шатова.
Токарев как-то очень по-взрослому вдруг понял, что сейчас может произойти: если арматурина все же коснется Юркиной головы, то будет не только кровь, но и необратимое изменение всех жизней, начиная с оборвавшейся…
Тем временем двое из выскочившей из «семерки» троицы уже успели упасть, не нанеся спортсменам серьезного урона — если не считать вздувшееся уха Борьки Карпова…
…Артем с левой стороны начал полукругом подбегать к парню, вооруженному железной палкой. Токарев хотел напасть на него сзади или сбоку и лишить возможности размахивать арматуриной. Главное — быстрота и четкость действий, но… Подсознанием Артем чувствовал какую-то искусственность происходящего, что-то явно укрывалось от него, о чем-то он не договорил с Юрой… Токарев не верил, что его приятели нападают на спекулянтов зря, но и не считал себя и их безусловно правыми… Вот эти сомнения и лишили грамотные маневры Артема той энергетики, которая зачастую решает все — злой резкости не хватило…
Парень сделал вид, что пытается подловить пританцовывавшего перед ним Шатова, а сам наотмашь вдруг резанул прутом в сторону Токарева. Увернуться Артем не успел, арматурина врезалась ему в плечо — в то самое, куда накануне молотил молодой боксер. Разницу между его кулаками и железом Токарев ощутил моментально — его как будто копытом лошадь ударила. Артем грохнулся на асфальт, как деревянный Буратино, озираясь на случайных прохожих, мелко семенящих в разные стороны с быстро пустеющей улицы. Боль сначала Токарев не почувствовал, ее вытеснила растерянность вперемешку со стыдом… Через несколько секунд время потекло с прежней скоростью, и Артем увидел, как над упавшим и выронившим железный прут мужиком склонился Шатов. Юрик поднимал лежавшего за грудки и жестко отбивал правые боковые. Парень уже после второго удара потерял сознание, но Шатов все бил и бил, размалывая лицо в месиво…
Недалеко от них еще один мужик стоял на четвереньках и трогал себя за раскроенную губу. С лица у него большими кляксами капала кровь. Все, столь мгновенно начавшееся, так же быстро и закончилось — в мгновенных скользящих движениях трудно было даже уловить драку. Спортивная выучка и реакция моментально поставили «точку». В ударах боксеров не было уличной лютости и перебора. Вот если бы на «Аметист» набегал не Шатов со спортсменами, а Сибиряк или Вата с Кренделем, то тогда представление бы шло подольше, да и результаты бы больше походили на побоище, поскольку травмы были бы уже не от кулаков, а от цепей и отверток…
Ребята приподняли Артема с асфальта, и он сам смог убежать в проходные дворы. Осматривать себя спортсмены начали уже в Александровском садике — с хохотом тыкали в слоновое ухо Бори, пытались подергать за руку Токарева.
— Опа!!! — вдруг выкрикнул Рустик, продемонстрировав компании свою ладошку, на которой лежал полиэтиленовый прозрачный мешочек с деньгами и золотыми кольцами.
— Когда это ты успел?! — перехватило дух у Шатова, и он попытался окровавленным кулаком сбить себе мешочек.
— Опа! — Рустика реакция не подвела, он успел сжать кулачок…
В мешочке оказалось тысяча пятьсот семьдесят три рубля и золота эдак на тысячу с гаком. Это была первая большая сумма, которую Артем видел за свою жизнь с расстояния метра…
…Пятьсот рублей тут же решили отнести Паше Лихо в больницу. Пятьсот — чтобы для круглого счета. Остальным выходило где-то по сто пятьдесят на рыло.
— В пять минут зарплата итээра [7] за месяц! — подвел итог Боря, ухо которого отливало уже синевой. — Вот и заканчивай институты. Моя мать после Горного проводку в шахтах рассчитывает. Недавно десятку прибавили — стало сто тридцать пять!
Токарев чувствовал себя очень неуютно, прекрасно понимая, что участвовал в банальном разбое. И если карта ляжет — то мотивы, вдохновившие его на этот подвиг, не очень изменят отношение к нему следователя. Единственное, что немного успокаивало, — это надежда на ребят, которые вроде бы «протечь» или тем более заложить не должны. Лица и повадки у ребят из клуба внушали такой оптимизм, потому что при взгляде на них, невольно вспоминались строчки из песни: «В тюрьме таганской легавых нету, но есть такие — невзвидишь свету!»
В больницу к Паше решили ехать сразу и всем скопом, но уже на двух машинах. В такси Артем немного отошел, хотя, конечно, мысли продолжали донимать. Его спрашивали:
— Ну, как ты, Темка?
— «Это не горе, если болит нога!» — отшучивался Токарев, хотя плечо ныло и ломило.
…Больницу гоп-шарага тут же поставила на уши. Симпатичную медсестричку, попавшуюся на пути, с улюлюканьем на руках занесли к Пашке в палату.
Паша лежал на животе, шея у него затекала от такой позы, и он злился. Пашу немедленно перевернули на спину («Боксеру не больно, боксеру — приятно!») и начали в красках пересказывать, как за него рассчитались. Паша был в восхищении — крутил головой и оправдывался:
— Если бы один на один, то я бы… А так — зашли в подворотню потолковать, а резанули сзади… Куртку испортили — «Точикара»!!! С двумя настоящими полосками прорезиненными… Я ее у взрослых боксеров в долг купил, те из Финляндии привезли…