Пайпер полез в изящный кожаный портфель, стоявший на полу у его ног, и извлек оттуда четыре папки. Одну положил перед собой, остальные передал Янгу, Грину и Корбетту.
— Вам одна на двоих. — Он указал на Дженнифер.
Та придвинулась поближе к Корбетту. Он взял папку, сорвал с нее бумажную ленту, скрепленную сургучной печатью с выдавленным на ней словом «СВЕРХСЕКРЕТНО». Раскрыл папку, и Дженнифер увидела лежавшие сверху черно-белые снимки и толстую пачку документов.
— Снимки сделаны вчера в Лондоне агентом ЦРУ. На них Том Кирк, или, как он теперь себя называет, Томас Дюваль. Мужчина, белый, тридцати пяти лет, рост пять футов одиннадцать дюймов, особых примет нет.
Дженнифер внимательно изучала фотографии. Изображение было немного не в фокусе, расплывчатое, но она обратила внимание, что Том Кирк спортивного телосложения, у него волевой подбородок и необыкновенно красивые умные глаза.
— Гражданство двойное — британское и американское — унаследовал от родителей, Чарлза и Ребекки Кирк. Отец и мать умерли. Мать погибла в дорожно-транспортной катастрофе, когда Кирку было тринадцать; отец умер в начале этого года. Тоже в результате несчастного случая, при восхождении на гору в Швейцарских Альпах.
Дженнифер подняла голову и увидела, что Корбетт сверлит взглядом Пайпера. И выражение лица у него странное, словно он опасается, что все это заведет его туда, куда лучше не соваться вовсе.
— После смерти матери Дюваля отослали в Бостон, где он жил в ее семье. А отец переехал в Женеву.
— В Бостон? — насторожился Грин. — А он, случайно, не доводится родственником Тренту Дювалю?
Пайпер кивнул:
— Он приходится племянником сенатору Дювалю. Еще один фактор в его пользу, когда встал вопрос о вербовке. После колледжа поступил в Оксфорд, но через год его оттуда вышибли, и тогда он переехал в Париж. Там я с ним и познакомился.
— Вы жили в Париже? — удивился Корбетт.
— Да. Три года. Под обычным дипломатическим прикрытием, — ответил Пайпер. — С Дювалем познакомился через одного нашего человека, который преподавал в Сорбонне. Дюваль, видите ли, записался на курсы по истории искусств. Нам он казался просто идеальным материалом. Молод, одинок, высокий интеллектуальный уровень, семейными связями не отягощен, пребывает в поисках смысла жизни. Пришлось с ним повозиться, но я все-таки завербовал его. Мы отправили его на базу, где он получил уже специальную подготовку по особой программе, которая соответствовала нашим целям.
— А именно? — спросил Грин.
— Промышленный шпионаж. Кодовое название — операция «Кентавр».
— Промышленный шпионаж? — недоверчиво воскликнул Грин.
— Компьютерные файлы, распечатки, съемка прототипов, химических формул и тому подобное. Европейцы тогда наращивали усилия, стремясь сократить свою зависимость от американских и японских оборонных технологий, биологических, биотехнических и иных разработок. Не жалели инвестиций в данные области, и результат не преминул сказаться. Самым отрицательным образом отразился на нас. Каждый год мы теряли на этом миллиарды долларов, не говоря уже о потенциальном подрыве нашей национальной безопасности. Дюваль и ему подобные стали как бы средоточием наших усилий в стремлении не проиграть гонку.
— Господи Иисусе, — пробормотал Грин. — А я-то всегда считал европейцев нашими союзниками.
— Дюваль являлся лучшим нашим агентом. Не было сейфа или системы безопасности, с которыми он бы не справился. Он прекрасно вписывался в окружающую обстановку. Владел пятью языками, прочел много умных книг, знал нужных людей, все ходы и выходы, закрытых дверей для него не существовало. Ни один из наших агентов, завербованных в США, в подметки ему не годился. Дювалю просто не было равных.
— Что же с ним произошло? — перебил его Грин.
— Проработал пять лет, а потом скурвился.
— То есть? — спросил Корбетт.
— Отказывался выполнять приказы, вел себя черт знает как, проваливал одно задание за другим. Мы пытались привести его в чувство, но… бесполезно. Заявил, что отныне станет работать лишь на себя. А потом вообще сорвался с катушек и убил своего куратора. Сразу после этого, естественно, исчез.
— Но вы вроде бы сказали, он умер, — промолвил Грин.
— Примерно через год после его исчезновения Интерпол передал нам образчик ДНК мужчины, застреленного французской полицией при попытке ограбления министерства финансов. Данные совпали, это был Дюваль. Ну а потом операцию «Кентавр» законсервировали, мы закрыли его дело. И перестали искать.
— Но ведь образчик ДНК совпадал, — заметил Корбетт. — Разве это вас не убедило?
— Сомнения у меня остались. Дюваль слишком талантлив и хитер, чтобы попасться вот так, глупо. Никогда не стал бы вступать в перестрелку с французскими полицейскими. Но никаких фактов или зацепок у меня не было. Только сомнения. Я наложил на его файл гриф «секретно» и благополучно позабыл обо всем вплоть до недавних событий.
— Так что же с ним все-таки произошло? — Янг сунул в рот свежую жвачку и прилепил ее к зубам коротеньким толстым пальцем.
— Интерпол подозревает, что на протяжении последних десяти лет Дюваль, или Кирк, как он себя называет, базировался в Лондоне, совершал оттуда короткие вылазки и похищал ценные произведения искусства. В среде черных дилеров известен под именем Феликс. Считается лучшим специалистом в своем деле.
— Чем он хорош? — скептически осведомился Янг.
— Ну, начать с того, что мы его натренировали. Парень — профессионал высочайшего класса. Можете верить или нет, но большинство краж произведений искусства совершается спонтанно, мелкими преступниками, которые даже толком не понимают, что делают. Просто видят что-нибудь симпатичное на стене, срывают, и готово. — Корбетт кивнул, видимо, выражая свое полное согласие с этим утверждением. — А Кирк, он очень умен, очень… Занимается исключительно ювелиркой, откуда можно вынуть камни и огранить по-новому, или же художниками второго разряда, вполне приличными, но не слишком популярными. Особого внимания такие полотна не привлекают, и их легче продать. На протяжении тех лет, что он занимается этим делом, ему, вероятно, с сообщниками удалось создать надежную и разветвленную сеть частных коллекционеров, всегда готовых выложить солидные деньги за хорошие вещи. И не интересоваться, откуда они, и все прочее.
Возникла пауза, присутствующие размышляли над полученной информацией. А потом Янг задал вопрос, который вертелся на языке у каждого:
— Одно дело — обчистить какой-либо музей. Ну а совершить столь дерзкий налет на правительственное учреждение — совсем другое. Почему вы решили, что именно он ограбил Форт-Нокс?
Пайпер пожал плечами:
— Просто хорошо знаю этого парня. Он всегда предпочитал задания сложные, необычные. История с монетами… очень похоже, что это его рук дело.
— Думаю, нам нужны не домыслы, а более весомые основания, — сухо промолвил Корбетт. — Есть хоть какие-нибудь фактические зацепки, привязывающие его к данному делу?