Каро хмурилась над книгой, словно страницы только что ляпнули какую-то глупость. Читала она книгу по популярной психологии, так что такой вариант вполне вероятен. Каро, видимо, чувствовала устремленный на нее взгляд, но не поворачивалась.
Я откашлялся:
— Каро?
Она взглянула на меня один раз, потом другой, уже пристальнее.
— А, ты…
Походя, будто едва меня знала.
После такого приветствия вы бы в жизни не подумали, что мы сто раз вместе принимали наркотики, тусили на вечеринках и трахались в поле у железнодорожного полотна, покуда над головой грохотали поезда. Каро подняла глаза, и я понял, что шишка на лбу не осталась незамеченной.
— Ничего, просто синяк, — поспешно объяснил я.
Каро сдержанно кивнула. Она явно не хотела спрашивать, что случилось, иначе потом пришлось бы объяснять про свою травму. Если честно, мне было плевать. Согласен, звучит жестоко, но это правда. Тогда я смотрел только на ее лицо. Двадцать три года — как и мне. Не особенно много, но достаточно, чтобы начать считать дни рождения.
Терпеть не могу доморощенных философов, которые утверждают, что время — лучший лекарь. Время — хороший анестезиолог. Годы притупляют боль, однако рана-то остается. У меня больше не болело сердце из-за Каро, но я не забыл — ни того, что она принесла с собой, ни того, что отняла у меня.
В школе она была красивой девчонкой. Теперь превратилась в сногсшибательную женщину. У меня дыхание перехватывало от одного взгляда на нее.
— Я думала, ты в университете учишься, — заговорила Каро. — Ты вроде английский изучал.
— Да, английскую литературу. Ушел со второго курса. Так получилось. От чтения уже тошнило.
— Чем занимаешься?
— У меня известная торговая точка.
— В смысле, магазин? Вот так.
— Книжный магазин. «Книги Марка Мэддена». Мое имя прямо над дверью. Здоровая такая вывеска.
Каро задумчиво кивнула:
— Да, я мимо проходила. Никогда бы не подумала, что это тот самый Марк Мэдден. Я-то себе какого-нибудь старичка представляла. Собственный магазин… А деньги где взял?
— Ну, папа помог. Я ему отдам. Обязательно. Меня вызвали.
Я встал и что-то пробормотал на прощание.
— Постой!
Я замер. Каро достала из сумочки ручку, схватила меня за руку и записала телефон — прямо на коже.
— Если вдруг захочется — позвони.
Вечером в пабе Уоллес спросил, откуда у меня на голове взялся грейпфрут. Я рассказал про маньяка-поджигателя, потом — про татуированного маньяка, и друг быстро потерял интерес. Но когда я заговорил про Каро, он прямо-таки подскочил.
— Она просила ей позвонить? Что, правда?
— Да.
— Ты отказался?
— Я промолчал.
— Слава Богу! — Уоллес поставил стакан на барную стойку и внимательно посмотрел на меня. — Надеюсь, ты помнишь, чем это закончилось в прошлый раз.
— Помню.
Но Уоллес был полон решимости освежить мою память.
— Вы встречались месяца два.
— Пять с половиной, — буркнул я.
— А потом тебе стукнуло восемнадцать, и прямо в твой день рождения она бросила тебя ради Дэнни Куррана. Я мрачно кивнул. Уоллес рассмеялся:
— Ей же лучше, если любовник он не такой плохой, как учитель. Господи, ну у тебя и рожа была, когда ты их застукал! Она сосала ему член прямо на твоем дне рождения!
— Заткнись. — Я покраснел.
— Да ладно, все быльем поросло. — Он улыбнулся и покачал головой. — Бедняга Дэнни. Интересно, что стало с этим одноногим доходягой?
— Ничего он не одноногий. Просто одна нога короче.
— Точно, а я и забыл. Ты же его без штанов видел? — Уоллес набрал в рот пива и постарался состроить серьезное лицо. Старался он так прилежно, что пиво полилось у него из ноздрей.
— Рад, что тебе весело.
Отсмеявшись, Уоллес откинулся на спинку стула и пожал плечами.
— Ничего хорошего у них не вышло. Он из-за связи с ученицей из школы вылетел. Расстался с женой, а потом и Каро его отшила.
— Не Дэнни, так кто-то другой… — кивнул я.
— Точно. — Уоллес повернулся ко мне лицом. — О чем и речь. Зачем тебе ее номер? Ты не хуже меня знаешь — стоит тебе раз ее увидеть, и ты за ней, виляя хвостом, побежишь.
— Ничего подобного!
— А сейчас ты что делаешь? Не понимаю, на кой тебе эта пустышка?
Вот вам весь Уоллес: пытается выглядеть круто, а сам говорит «пустышка». Это слово даже наши родители старомодным назовут.
— Мы были подростками, — напомнил я. — Каро льстило, что любимый учитель обратил на нее внимание. Сейчас ей двадцать три. Люди меняются. А ты все такой же.
Некоторое время он дулся, потом опять взялся за свое:
— Вот что я тебе скажу. Кое-чего ты не знаешь. Она над тобой смеялась — за спиной.
— Нет. Другие, может, и смеялись. Придурки вроде тебя. Но не Каро.
— Мэдден, говорю тебе, она над тобой прикалывалась, даже когда вы встречались, довольно грубо. Звала тебя Мэдден.
— Чушь собачья.
Уоллес посмотрел на меня так, как солдаты в старых фильмах смотрят на товарищей за пару секунд до смертельной атаки.
— Марк… — Что?
— Обещай, что не станешь ей звонить.
— Зачем? Тебе-то что?
— Обещай, и все.
— Ну ладно. Обещаю.
Я позвонил ей, как только добрался домой.
Вечером ровно в восемь я подъехал к дому Каро. Она жила на втором этаже с видом на ботанические сады Кью. У дома стоял спортивный «BMW», по сравнению с которым мой «фиат» выглядел колымагой для старушек. Борясь с испугом и радостным возбуждением, я позвонил в дверь. Каро — уже без гипса — открыла дверь, обняла меня и приветствовала фальшивыми поцелуями, которые так свойственны женщинам среднего класса.
В ресторан мы отправились пешком. Шли рядом, не касаясь друг друга. Стоял не очень холодный, но довольно ветреный февральский ветер. Под ногами кружились опавшие листья и обрывки мусора. Я похвалил машину Каро:
— Наверное, неплохо зарабатываешь, раз на такой ездишь.
Каро хрипло рассмеялась.
Мы пошли во французский ресторан, сели у окна, так что прохожие имели счастье любоваться моими страшными манерами. Все посетители были богаты и хорошо воспитаны. В своем лучшем, немного идиотском костюме я как нельзя более вписывался в обстановку.