Зато он был на редкость добр к детям и братьям нашим меньшим.
Черный «даймлер» Герейнта с трудом добрался до Розберри-Фарм по узкому, извилистому проселку. Сгущались сумерки. После полудня начался снегопад, и уже намело сугробы. Герейнт повернулся к Лаверну с виноватой улыбкой.
— Это последняя в списке. Если мы опять ошиблись, нам же хуже. По крайней мере на сегодня конец. Черт возьми, не хотелось бы застрять в этом царстве Снежной Королевы.
Лаверн, прикусив губу, наблюдал за неустанной работой «дворников» на ветровом стекле. Впереди тянулась свежая колея. Незадолго до них кто-то проехал здесь на тяжелой машине.
— Может, отложим до завтра? — начал было заместитель главного констебля. — К чему такая спешка?
— Нам, может, и ни к чему, а вот для этой женщины… — возразил Лаверн. — Если, конечно, мы ее найдем.
Весь день они провели, объезжая фермы и деревушки Суэйлделской долины. Но нигде, ни в одном из сложенных из серовато-коричневого песчаника домишек они так и не кашли женщину по имени Кэтрин Хибберт. Им встретилась некая Амелия Хибберт, аж девяноста трех лет от роду, некое семейство Хиббертов — все как на подбор дородные и упитанные, но только не Кэтрин.
Герейнт достал из кармана пальто небольшую квадратную фляжку и зубами вытащил пробку. Не снимая одной руки с руля, он сделал жадный глоток рома.
— Не советовал бы тебе пить за рулем, — укоризненно произнес Лаверн.
Герейнт усмехнулся:
— И что ты намерен делать? Заставишь меня дышать в трубку?
Он протянул фляжку Лаверну. Тот было заколебался, затем все-таки сделал глоток. Ром на мгновение подарил ему ощущение блаженства, увы, слишком мимолетное и потому, в сущности, бесполезное.
Они достигли конца проселка и свернули налево к одинокой ферме. Приземистый дом казался унылым и заброшенным. След от колес, который привел их сюда, описал вокруг дома широкую дугу; сама машина стояла где-то за углом. Их «даймлер» замер на месте.
Герейнт заглушил мотор. Несколько мгновений стояла оглушающая тишина. Затем из полуразвалившегося амбара показались две облезлые немецкие овчарки и с лаем бросились к машине.
— Ну, прямо с цепи сорвались. Этого нам только не хватало, — проворчал Джон. — Кстати, откуда тебе известно ее имя? Не с неба же оно на тебя свалилось?
— Герейнт, сколько раз тебе объяснять? Я узнал его от человека, которому доверяю.
— Это что, кто-нибудь из тех, кого ты повстречал, разгуливая без собственного тела?
— Нет.
— Понятно. Бесплотные духи сами прилетают к тебе поболтать о том о сем. — Герейнт не скрывал насмешки в голосе. — Вот уж кто бы мог подумать…
— Так, значит, тебе мало увиденного вчера ночью.
Герейнт пожал плечами… или поежился?
Хотя это слегка отдавало садизмом, Лаверн продолжал:
— Может, тебе еще раз продемонстрировать?
Герейнт выпрямился на сиденье и замахал руками, словно отгоняя от себя нечистую силу.
— Нет, нет, спасибо. Я и так тебе верю. — Правда, не выдержав, добавил: — Сам не знаю почему, черт возьми.
Они вышли из машины. Овчарки прекратили лаять и теперь, жалобно скуля, принялись цепляться им за ноги. Герейнт, которому никак не хотелось, чтобы на его новые твидовые брюки налипла собачья шерсть, попытался отогнать псов:
— Кыш! Убирайтесь, окаянные!
Они стояли напротив парадного входа — облупленной двери, некогда выкрашенной в зеленый цвет, под грубой каменной аркой, над которой красовалась дата — 1875 год. Маленькие подслеповатые окна были темны и, казалось, говорили всем своим видом: "Дома никого нет". Однако из трубы на крыше сквозь снегопад поднимался, закручиваясь спиралью, коричневый дым.
— Ну что, вперед?! — Герейнт с воинственным видом кивнул в сторону зеленой двери, давая понять, что, мол, как таксист, доставил сюда Лаверна. В его намерения отнюдь не входило заниматься сомнительными поисками женщины, которой, возможно, никогда и не было на этом свете.
Подняв руку в перчатке, Лаверн собрался было постучать в дверь, однако остановился. Ему послышался какой-то звук. По лицу Герейнта он понял, что это не обман слуха — леденящий душу вопль на мгновение пронзил тишину и умиротворение зимнего пейзажа.
— Похоже на кошку, — неуверенно произнес Герейнт. — А ты как думаешь?
Они прислушались. Наступило короткое затишье, но вскоре снова раздался крик. На сей раз это был женский голос:
— Оставь меня в покое, подонок! Нет! Не надо!
Собаки оскалились. Шерсть на спине у них стояла дыбом.
— Давай поодиночке, — процедил сквозь зубы Лаверн. — Ты подойдешь с той стороны…
Герейнт на мгновение заколебался. Он давно отвык от оперативной работы, и неожиданно его охватило желание вернуться в свой теплый уютный кабинет… Лаверн, прочитав его мысли, произнес:
— Ладно, пойдем вместе. Как в старые добрые дни.
Это мало чем успокоило Герейнта. Правда, он заставил-таки себя улыбнуться и исчез за углом дома. Собаки бросились ему вслед. Лаверн не церемонясь шагнул к окну на первом этаже и кулаком пробил стекло.
* * *
Услышав звон бьющегося стекла, Мертон прервал свое занятие и прислушался.
— Что это?
От ужаса, что ее снова будут мучить, Кейт Хибберт промолчала и лишь покачала головой.
Они находились на кухне. На Мертоне был толстый полотняный фартук, из тех, что он обычно надевал на операциях.
Миссис Хибберт в одном белье лежала на кухонном столе, вся опутанная хитроумной паутиной шнуров и веревок. Лицо ее было перепачкано кровью, смешанной со слезами. Чтобы сломить волю жертвы, ее следует запугать. Рот несчастной представлял кровавое месиво — в наказание за то, что сопротивлялась, а на щеках виднелись свежие симметричные надрезы — по сути дела, лишь невинная увертюра перед тем, что должно последовать дальше.
Мертон нутром чувствовал, что выбрал идеальный момент. Убийство не совершается под влиянием сиюминутного порыва, в этом деле требуется четкое соблюдение графика, если хотите. Бывают такие моменты — без них просто нельзя, — когда весь мир занят исключительно самим собой, слеп и глух к тому, что творят такие люди, как Мертон и ему подобные. И сейчас такой момент наступил — Мертон был уверен в этом на все сто. Одинокая женщина, в доме без телефона, в день, когда дорожная полиция призывала автолюбителей не выезжать из дома. Мертон приехал сюда в твердом убеждении, что его никто не увидит. Ну кто другой, если он в здравом уме, рискнет ехать в такой снегопад — так и застрять недолго. А кроме того, проторенную им колею до утра занесет сугробами.
И вот теперь, услышав звон разбитого стекла, он ощутил первый прилив паники.