— Джулио! Говорит Томас Гибсон. Ты меня помнишь?
— Томас! Ну конечно! Чему обязан такой честью?
— Я хочу тебя попросить об одной услуге. Это связано с процессом по делу Катрин Шилд, думаю, ты в курсе.
— Да. Грязное дело.
— У меня есть новые фотографии, сделанные в присутствии судебного врача во время медицинского осмотра, на следующий день после изнасилования.
— Судебно-медицинский эксперт не может сам вынести заключение?
— Нет.
— Личный мотив?
— Да, но это долго объяснять. Я хотел бы, чтобы ты высказал мне свое мнение… еще до того, как завтра утром продолжится судебное заседание. Я понимаю, что прошу об этом в последнюю минуту, но мы проигрываем дело. А эти снимки, возможно, помогут нам.
— Я посмотрю, что можно будет сделать. Привези свои фотографии в больницу как можно быстрее. Я не смогу сейчас с тобой увидеться, так как заканчиваю срочный отчет, но, как только у меня будут новости, я тебе позвоню. По какому номеру я могу с тобой связаться?
Томас оставил ему номер своего сотового телефона и сразу же направился в больницу, чтобы передать Джулио конверт со снимками.
Было три часа дня.
С самого утра у него во рту не было и маковой росинки; он выпил только три или четыре чашки кофе, и теперь дрожь пробирала его до костей, его трясло как в лихорадке, поэтому он остановился у первого попавшегося ресторана.
Но как только он проглотил три кусочка сандвича с беконом и латуком, то отодвинул тарелку.
— Вам не нравится? — спросила официантка.
— Вовсе нет, — заверил он ее. — Просто я не очень голоден.
Она с любопытством посмотрела на него и решила, что узнала:
— Вы не тот психиатр, которого тут показывали по телевизору?
— Да, — смущенно ответил он.
Томас мог бы прекрасно обойтись и без сомнительной известности, которую ему принес этот процесс.
— Вы верите, что все это произошло с ней на самом деле, с этой женщиной?
— Ну конечно!
— Здесь, в ресторане, некоторые клиенты говорят, что она лжет, что виновны вовсе не те, кого обвинили.
— Но тогда кто же это, по их мнению?
Официантку окликнул клиент. Она растерянно обернулась к нему и затем отошла от Томаса, так и не ответив. Считала ли она виновным его? Если бы она видела снимки, которые он только что передал доктору Конзидини, то, скорее всего, изменила бы свою точку зрения. Несомненно, эти доказательства должны увидеть судья, присяжные и все прочие.
Он посмотрел на часы: только половина четвертого. Как тянется время!
Мобильный телефон лежал перед ним на столе, и каждые три минуты Гибсон поглядывал на него с фанатичным упорством, словно стремясь заставить его зазвонить как по волшебству.
К его удивлению, и правда раздался сигнал. Томас поспешил ответить.
— Томас? Это твой большой друг, Вик. Как ты себя чувствуешь?
Томас не знал, что сказать. Почему директор, с которым они практически не общались уже довольно давно, звонит ему в самый разгар процесса?
Неужели доктор Конвей, поддавшись страху, выдала его? Был ли Джексон в курсе? Возможно, он хотел переговорить?
Однако он скоро был выведен из заблуждения.
— По-моему, ты не в форме, старина! По крайней мере, ты не очень хорошо выглядел на экране телевизора. Смотрел последний выпуск новостей?
— Нет, — довольно сухо ответил Томас.
— Томас, я звоню, чтобы дать тебе последний шанс. Как раз сейчас я составляю приказ о твоем увольнении. Но если ты убедишь этого безмозглого прокурора все замять, то я разрешу тебе самому написать заявление об уходе. Ты скажешь, что уходишь по личным обстоятельствам, что хочешь взять годичный отпуск для научной работы. Таким образом ты спасешь свою репутацию. А я обещаю тебе полную конфиденциальность, газетчики ничего не пронюхают.
— То, что случилось с Катрин, не имеет ни малейшего отношения к моей работе в клинике! Моя должность не продается, и я тоже!
— Что ж, тем лучше, — в спокойных интонациях директора звучала ирония, — потому что могу заверить, что по окончании процесса за тебя много не дадут!
Томас чуть было не похвастался, что у него на руках есть новые улики против обвиняемых, но удержался. Это было бы серьезной ошибкой. Он удовольствовался тем, что произнес с наигранной уверенностью:
— Что ж, господин директор, посмотрим, кто из нас двоих будет дороже стоить! — и положил трубку.
Его колотило от нервного возбуждения. Сегодня уж точно выдался неудачный день! Складывалось такое впечатление, что все до единого старались сказать ему что-то, чтобы извести, сбить с толку и попытаться его сломить!
Телефон снова зазвонил.
Он не решался ответить, потом подумал, что на этот раз могут быть хорошие новости.
Но звонил снова Вик Джексон.
— Я думал, что мы все сказали друг другу, — произнес Томас.
— Нет. Я хочу кое-что добавить: тебе следует доесть свой сандвич, так как силы еще пригодятся! — И повесил трубку.
Откуда эта настойчивость, эта жестокость?
Томас, поразмыслив об этой новой тактике, пришел к выводу, что, несмотря на победоносный тон Джексона, его звонки свидетельствуют скорее о его сильной уязвимости. Возможно, он побаивается, что снимки могут переломить ситуацию на процессе…
Если бы только доктору Конзидини удалось что-нибудь обнаружить!
Томас попытался дозвониться Джулии, сначала в клинику, затем домой, где оставил сообщение на автоответчике, надиктованное звучным тембром, который ей нравился. Единственный лучик света, единственная радость за этот мрачный день.
Он посмотрел на свой сандвич, есть совершенно не хотелось. Внезапно по его спине пробежал холодок: откуда этот чертов Джексон знает, что перед Томасом лежит почти не тронутый сандвич?
За ним следят? Наемный убийца… тот, который хладнокровно убил Наташу?
Впервые за многие годы — если не считать эпизода с булыжниками на лестнице — он почувствовал, что его жизнь в опасности и он действительно боится.
Это было странное, необъяснимое чувство: опасность или смерть где-то совсем близко, в любой момент может произойти что-то страшное.
Не важно как.
Не важно, откуда или от кого исходит угроза.
Он медленно обвел взглядом зал ресторана.
Здесь ли убийца? Может, это сидящий за соседним столом мужчина, уже несколько раз косившийся в его сторону? Вдруг это бандит, которому поручили разделаться с Томасом на месте, если он откажется от предложенного директором соглашения? Хотя, возможно, это просто человек, который видел его в газетах или по телевидению. Томас ускорил шаг, сел в машину и не теряя времени завел мотор.