Для Каната, однако, этот намек оказался слишком тонким.

— Вы тут не в ментовке, а мы вам — не опера! — злобно выпалил он. — Говори все, что знаешь, сука! — И, поскольку Окунь молчал, повернулся в сторону азиата: — Действуй, Ян.

Советник сразу же попытался запудрить Канату мозги другой версией:

— Возможно, тот, кто сдал Финка, затем и выкрал его. А значит…

Но его перебили.

— Что, блин, происходит?! — вскричал находящийся за баранкой Тум.

Все пассажиры джипа разом повернули голову в его сторону и увидели, что впереди на дороге действительно происходит нечто странное. Мини-вэн «Фольксваген», на высокой скорости обогнавший их джип, вдруг начал теснить к обочине серебристый «Мерседес», пытаясь его подрезать. Но Чанг, сидевший за рулем машины Окуня, прибавил ходу, и «Фольксваген», как ни тужился, поделать ничего не мог.

Тогда из открытого окошка мини-вэна показалась рука с зажатым в ней пистолетом и стала делать характерные жесты — приказывая водителю «Мерседеса» остановиться.

А когда Чанг не среагировал, вслед за рукой из окна «Фольксвагена» появилась и голова, которая что-то злобно закричала.

Советник эту голову сразу узнал. Она принадлежала Огоньку — главному палачу балаковской группировки.

7. Старший лейтенант Митин

Получив отказ от обозленного шофера Володи на просьбу подвезти его до дома, Костя Митин покинул служебный «уазик» возле Малининского РУВД. Но вылез он здесь, скорее, по инерции, потому как считал свою работу на сегодня законченной. Да если бы и испытал вдруг Костя приступ служебного рвения, то все равно не знал бы, что предпринять для продолжения расследования. Здесь Митин всецело доверял Сергею Курскому и попросту ждал от своего младшего коллеги руководящих указаний.

Но, если бы он такие указания и получил, то следовать им вряд ли бы стал. Все его помыслы и душевные устремления крутились сейчас вокруг прекрасного образа Александры Ликиной.

Тем не менее первоначальное его восприятие этой «фигурантки» как холодной, недоступной богини, для которой чужды обычные, естественные отношения между мужчиной и женщиной, все-таки довлело над ним, не выветрилось окончательно, несмотря на симпатию, каковую актриса вполне определенно выказала к Косте. И он сейчас не мог поступить так, как всегда поступал, если девушка ему нравилась, — набрать номер ее телефона и пригласить к себе домой. Или напроситься к ней в гости. Или предложить ей сходить с ним в ресторан, хотя этот вариант был наименее желательным — таковым его делали ненужные финансовые расходы и отсутствие в подобного рода заведениях кроватей.

Костя никогда не считал чисто визуальный контакт с женщиной достаточной компенсацией за невозможность затащить ее в постель. Но сейчас ему казалось, что душевный дискомфорт, который он вдруг стал ощущать, расставшись с Сашей Ликиной, может быть сглажен вполне платоническим общением с нею. О большем он был пока не в состоянии даже мечтать.

Наверно, это и есть любовь, рассуждал Митин, когда то ли душа, то ли тело, то ли они оба вместе взятые испытывают зуд, наподобие чесотки, в виду отсутствия объекта обожания. Но, если перекинуться с любимой женщиной несколькими фразами, выпить с ней кофе, а то и чего покрепче, раздражение организма должно пройти.

И все-таки Костя никак не мог заставить себя позвонить Саше, что-то в нем такое заколодило.

Схожие ощущения он испытал, когда в дверном замке его квартиры, который Костя без всяких проблем открывал полтора десятка лет, вдруг ни с того ни с сего застрял ключ. Дергал-дергал его тогда Митин, крутил-крутил, да все без толку: замок сломался, и пришлось вызывать жэковского слесаря.

Но тут, понятно, никакой слесарь не поможет, и душевное равновесие придется восстанавливать собственноручно.

И неодолимая сила понесла старшего лейтенанта в «район красных кирпичей», к домам элитной застройки, где проживала актриса по жизни и фигурантка по делу Александра Васильевна Ликина.

Покрутившись без ясной самому себе цели вокруг ее местожительства, он решил наконец совершить что-нибудь активное и направился к подъезду актрисы.

И здесь нос к носу Митин столкнулся с Филиппом Фомичевым, гаишником, автором сенсационной утренней находки в багажнике автомобиля. Тот был при полном параде — в тройке, светлой рубашке и галстуке, — а в руках держал три белые розы в целлофане. Он, похоже, направлялся в тот же подъезд, но шел с другой стороны дома.

— Здрасьте пожалуйста, — не слишком приветливо поздоровался гаишник. — Полюбуйтесь только, во что господин Сбитнев наш город превратил. Раньше было родимое Малинино известным на всю область очагом культуры, а теперь просто зона какая-то. Вас, оперов, развелось здесь, как крыс на помойке.

— Я на тебя не обижаюсь, Филя, — миролюбиво отозвался Митин. — Если бы я по утрам на покойников прямо на дороге натыкался, наверняка таким же нервным стал. Страсть как я их не люблю, мертвецов этих. Я всегда считал, что место им в могиле, а не в чьем-то там багажнике.

Но Фомичев не был настроен вести диалог в шутливом тоне:

— Какого хрена вы с Курским ко мне привязались? Что вы ходите за мной по пятам? Что тебе, Митин, от меня надо, а?

Гаишник все больше распалялся, и Косте казалось: если бы не букет цветов в руках Фомичева, тот немедленно вцепился бы ему в глотку.

— Тише, тише. — Он на всякий случай сделал полшага назад и, демонстративно оглянувшись по сторонам, вполголоса произнес: — Ты мне наружное наблюдение срываешь. Я здесь на работе. Я слежу — но только не за тобой, тут одна фигурантка по делу проживает.

— Сам ты — фигурант! — не унимался Фомичев. — Вали отсюда, а то промеж рогов схлопочешь! Козел!

— Я не помешаю вашей милой беседе, молодые люди?

Рядом с ними внезапно оказалась Александра Ликина, вышедшая, видимо, из своего подъезда. Пожалуй, глубокий темно-синий цвет ее платья не слишком гармонировал с веселой солнечной погодкой на дворе, но зато очень шел лично ей, что было, по мнению Кости, гораздо важнее.

Оба офицера явно пребывали в растерянности, однако если на лице Митина гуляла идиотская, но одновременно счастливая улыбка, то Фомичев, казалось, готов был сквозь землю провалиться.

— Я, Александра Васильевна… У меня к вам возникло еще несколько вопросов, — промямлил оперативник. Его мучительное душевное смятение, похоже, неожиданным образом разрешилось. Во всяком случае, шанс побыть наедине с Александрой Ликиной у него появился.

— Хорошо, товарищ старший лейтенант, я к вашим услугам, — легко согласилась она. — Тогда не будем откладывать интервью, пройдем ко мне?

Фомичев, до этого момента молча топтавшийся на месте, также молча двинулся куда-то вдоль дома.

Хотя Ликина не удостоила его даже взгляда, у Кости, как у любого влюбленного мужчины, остро чувствующего состояние души обожаемой женщины, возникло подозрение, что эти двое — люди, друг другу не чужие.