— Нет, не все! Далеко не все! Все будет, когда все благополучно разрешится! А твои игры в войнушку и шпионов мне порядком остохерели! Я больше чем уверен, что ты в свою какую-то игру играешься. Смотри, Володюшка, доиграешься. Зачем убиенному цепь на шею повесил? А, Володюшка?.. Откуда цепочка?
— Переборщили мы, вопросов нет… — согласился Бабинов. — Но не ошибается тот, кто ничего не делает.
— Или тот, кто мертвый, — добавил Марк Михайлович.
— Или кто?..
— Все ты понял, — раздраженно выдохнул Пырьев. — Кстати, как фамилия этого, с «уголовки»?
— Представился Филофеевым.
— Откуда он?
— Из милиции…
— Дурак ты, мать твою!.. Прости меня, конечно… Я спрашиваю — из какого отдела, из ОБЭП, из ОБНОН, из РУБОП, из инспекции по делам несовершеннолетних?! То, что из милиции, — это ежу понятно, раз он из УВД.
— Пока еще не выяснил. Ситуация была неподходящая…
— Так ты выясни. Выясни и сообщи мне, Володюшка. А я пока сам поузнаю, что это за Филофеев из УВД…
На том разговор и закончился. После него Пырьеву расхотелось доедать устрицы. Он кинул на стол хрустящую салфетку и вынул из кармана телефон. Через пару секунд после набора связь сработала, и он спросил:
— Слушай, Ник, нужно узнать через твоего сына, кто такой Филофеев и в каком отделе работает. Сможешь быстро это сделать?
— Вряд ли. Если только он на телефоне.
— Купил бы ему сотовый! Денег жалко? Родственник в ментуре трудится, а ты это не ценишь. — А ты попробуй сам ему купить…
— Отказывается от спонсорских услуг? — хохотнул Пырьев.
— Сегодня попытаюсь узнать, — не принял шутки Николай Владиславович. — А что за дела? У нас проблемы?
— Возможно. «Уголовка» дела Эберса «шерстит».
— А что она там накопать может? «Твой» же говорил, что все «чисто»!
— Там, где «бабки», чисто не бывает никогда. Бывает плохо зачищено. Перестарался этот «мой»… Давай, ищи пасынка. Кстати, твой Краев, кажется, в том РУВД работает, где недавно убийство было совершено? Неплохо бы у него расспросить, как дело продвигается…
Отключив связь, Пырьев некоторое время сидел с телефоном в руке, погруженный в раздумья. Он сидел и думал о том, что сулит ему выигрыш в рискованной, им же затеянной игре и чем может обернуться проигрыш. По всему выходило, что это не что иное, как разница между жизнью и смертью. Если можно было бы все вернуть назад, он бы вернул, не задумываясь. Это не казино Арцеулова, где можно спустить «десятку» гринов, а на следующий день наверстать упущенное с лихвой, сдав в аренду на неделю-другую сотню тысяч из общака». Ни риска, ни проигрыша. «Поднять общак» и провести ревизию сомневающаяся братва может только по решению «сходняка», а на его сбор по этому поводу решится не каждый. Слишком веские основания нужно для этого иметь. Совать рыло в общак — занятие хлопотное и опасное. За такие подозрения могут и наказать чересчур подозрительных. Поэтому-то и жил спокойно все это время Марк Михайлович, пряча свое «крысятничество» за сводами правил справедливого воровского закона…
А сейчас в соответствии с этим же законом за растрату общака в личных нуждах смотрящему за ним просто обязана была братва вены надрезать и на середину реки выкинуть.
Вот поэтому так печален был Марк Михайлович с той самой поры, когда по наводке какого-то опера из районного отдела сотрудники антимафиозного ведомства «приземлили» Арцеулова.
И для Марка Михайловича, как, впрочем, и для самого Николая Владиславовича, расписанные ими по часам и поэтому предугадываемые события стали развиваться по нежелательному сценарию, когда вечером того же дня отчим задал вопрос пасынку. Мельком спросил, как бы между прочим:
— Слушай, Евгений, кем в милиции работает некто Филофеев?
Спросил и вместо привычного ответа Краева на все его вопросы «не знаю» услышал в трубке затянувшееся молчание. Приняв его за процесс напряжения памяти, он терпеливо ждал.
— Сталкивался как-то, — наконец услышал Ник голос Краева. — Но где он работает — вспомнить не могу.
Руслан Куликов с детства страдал охлофобией. Родители Русика считали его приступы неврастении сначала тоской по дому, когда мальчик орал как ошпаренный в детском саду. Его невозможно было оторвать от рук, когда нужно было оставлять с детьми. В результате истерик было принято решение передавать его на попечение бабушки. Бабушка скоро умерла, оставив в наследство малолетнему Русику частный дом недалеко от центра города. Но в семьдесят девятом году в день празднования Первомая родители были обеспокоены всерьез. С семилетним Русланом произошло то, что обычно происходит с кошкой, когда она до зрелого возраста жила в доме, не выходя из него, и вдруг ее вывели на улицу. В колонне орущих демонстрантов Руслан испытал такой шок, что обязательный праздничный тазик с винегретом и запотевшие в погребе бутылки водки ждали своих хозяев еще как минимум сутки, пока бригада врачей, среди которых был и психиатр, выводила мальчика из состояния, близкого к бурной шизофрении. Участковый психиатр уверенно поставил диагноз. Заболевание ребенка называется охлофобией, а говоря нормальным человеческим языком — болезнь толпы. Если в конце семидесятых насморк лечили одним средством — нафтизином, то охлофобию Руслана Куликова его родители пытались вылечить путем изоляции ребенка от окружающих и стрессов. Руслан рос сообразительным малым и, обучаясь на дому, успешно сдал экзамены за курс средней школы. Труднее было с институтом. Получив вторую группу инвалидности, мальчик обучался заочно, а дома писал дипломные работы, зарабатывая таким образом деньги. Впрочем, от недостатка внимания он не страдал. Окруженный заботой родителей, не простых среднестатистических советских родителей, а инженера — папы и руководителя райкома партии — мамы, Руслан вскоре почувствовал, что его отношение к окружающему миру меняется. Он стал чаще бывать на улице и один раз даже рискнул пойти в кинотеатр, где впервые в жизни посмотрел фильм «Бездна» на огромном экране. Несмотря на впечатление и восторг, которые он испытал, его все равно тяготило и даже слегка пугало количество людей в просторном зале. Тем не менее первый экзамен он выдержал и был счастлив. Мысль о человеческой неполноценности исчезла, как утренний туман. Теперь все стало по-новому: жизнь, девушки, учеба и… Однажды, когда он с подружкой и такая же, не менее жаждущая друг друга пара на пикнике попробовали папиросу, которую принес второй парень, все изменилось. Эффект от марихуаны был такой отвратительный, что Руслана сначала тошнило, потом заболела голова, а потом его наконец вырвало. Парень ему объяснил, что первый раз кайф приходит редко. Нужно попробовать еще.
Вскоре он попробовал еще и еще. Сумев неплохо закончить институт, Руслан так и не нашел себя в жизни. Старался реже бывать на людях. Вскоре в автомобильной катастрофе погибли его родители, и он стал владельцем и одновременно управляющим большого капитала в виде просторной квартиры, загородного дома, дачи и двух машин. На то, чтобы это состояние превратилось в ничто, ушло ровно два года, полтора из которых Руслан провел в едва живом состоянии после ежедневных пьянок. Потерялись старые друзья, но появились новые. Руслана Куликова уже давно не тошнило от «махорки», как и его вновь обретенных друзей.