— Знаешь, Женя, чем твоя милицейская работа отличается от нашей? Ты разыскиваешь людей, совершивших преступления, а мы разыскиваем сами преступления.
— Никогда не пытайся найти философское начало в нашей работе, — ответит он ей. — Его нет. Есть отношение к жизни: твое, мое, Игоря. Просто выполняй свою работу. А философия в нашем деле — это удел слабых.
А пока было известно, что фамилия или кличка Чибис встретилась Березиной восемь раз. Но только трижды в связке с именем шел адрес. Это был даже не адрес, а именно — место. В феврале Эберс обозначил его «слева от фонтана», в апреле — «театр», в мае — «у Крылова». Краев знал только одно «место», которое содержало в себе по смыслу все три понятия. Это был Городской драматический театр, напротив входа в который стоял памятник Крылову. Справа от театра был небольшой парк с фонтаном, и как раз между фонтаном и театром стояло несколько лавочек.
Эберс. Три дня назад.
Вчера Турчина я так и не застал. Он весь день находился в управлении. Когда я стану начальником таможни, я поставлю в управлении раскладушку и буду там жить, чтобы не жечь казенный бензин для переездов. Интересно, что они там делают весь день? Многие могут подумать, что начальники нужны для того, чтобы руководить подчиненными. Я тоже так думал. Сейчас я знаю, что начальники таможни существуют, чтобы ездить на совещания к начальнику управления. Их там учат жить и дерут за то, что работа по раскрытию преступлений, связанных с контрабандой, ведется на крайне низком уровне. Причем это ежедневно занимает объем времени, равный по протяженности научному консилиуму. А откуда возьмутся эти раскрытия, если начальника таможни нет на рабочем месте и невозможно подписать ни одной бумаги?! Записываться на прием в день посещения гражданами? Те тоже пусть не радуются. График приема посетителей висит для понта — если бы не инструкция, он бы вообще не висел.
Но сегодня — о счастье! Приехал из командировки начальник. Он мужик классный, и с ним можно решить любые вопросы, особенно по оперативной линии. Валентин Матвеевич сам бывший опер, поэтому питает слабость к проблемам оперов.
Пробившись к нему сквозь строй руководителей отделов и других, у кого за сутки накопились неразрешимые без визы начальника проблемы, я оказался у двери. Не знаю, что это было за чувство, но, взявшись за ручку, я остановился. Невидимый глазу барьер уперся мне в грудь и не пускал вперед.
— Ты идешь или как? — смеясь, спросил меня Витька Бабинов.
— Нет, не думаю. — Я отстранился от двери и отошел в сторону.
А зачем мне нужно идти на прием к начальнику? Чтобы он сказал мне — давай, Эберс, выполняй свои служебные обязанности? Я это и без него знаю. В случае необходимости спецов из СОБРа я могу взять сам. Спланировать операцию, организовать наблюдение и задержание я могу силами своего отдела, не «сливая» информацию Бабинову и его «наркоманам». Даже собаку из питомника УВД я могу взять без запроса Валентина Матвеевича. Эта проблема давно уже решается посредством аренды пары собачьих ушей за пару бутылок водки. Зачем мне нужен начальник таможни? Поставить его в известность, чтобы в случае моего провала у него была в руках тема для моего же разноса?
Глупо, правда, Эберс? Не пора ли в отпуск, пока что-нибудь более маразматическое в голову не пришло? Хорошо еще, что здесь нет Краева. Определение «дебил», брошенное в мой адрес, было бы самым сдержанным.
Я спустился к себе в кабинет и сел за стол. Теперь у меня, напротив, очень много времени. Если верить письменам Чибиса — целых три дня. Это хорошо, потому что за это время можно слепить не только скелет операции. Основу любой комбинации составляют мелочи. А вот их-то у меня нет. Чибис молодец. Не любит парень мелко плавать и работает практически без проколов. Просто удивительно, как при его наркотической зависимости ему доверяют информацию подобного масштаба? Такие люди — находка, которую легко потерять.
Если ему предложено охранять процесс передачи товара, то, дав на него согласие, он становится частью игры, винтиком механизма. Понятно, что он будет знать только то, что ему положено знать по статусу. Но одно то, что к моменту задержания порошка я буду знать имена всех участников сделки — имеется в виду, конечно, процесс приема-передачи, — это уже семьдесят процентов успеха в поисках таджикского источника. И, как говорит Краев, «это невозможно, но я ставлю три к одному», представляется наконец возможность «слотошить» покупателя здесь. «Сломать» контрабанду по большому счету нетрудно. Достаточно не сидеть в кабинете, ковыряясь обоими указательными пальцами в носу. Немного движения, слегка подогреть мозги, не доводя их до кипения, сократить время сна с восьми часов в сутки до шести — и пойман очередной подлец, пытавшийся вывезти из страны несколько икон православного монастыря работы семнадцатого века. Это просто замечательно! Но, если ты не доведешь свои мозги до кипения и не перестанешь спокойно спать до тех пор, пока не установишь фамилию покупателя в Германии и имя продавца здесь, грош тебе цена.
Сейчас мне нужны детали. Их должен знать Чибис. Частые встречи с ним нужно исключить, но необходимость встретиться непосредственно перед 15-м числом не просто обоснованна. Она однозначно истребована событиями.
Я вытянул из канцелярского набора карандаш и пометил время в ежедневнике. Скорее автоматически, по привычке, чем по необходимости, черкнул то же на листке календаря. Остается вечером, когда Чибис осядет дома после очередной встречи с братками, позвонить ему и проставить аналогичное время в его поплывшей от кокаина голове.
Посоветоваться с Краевым? Он на этих делах собаку съел. Женька уже бы знал, что делать.
Нет, не стану. Это мое дело. Только мое.
Николай Владиславович. Три дня назад.
Всю свою жизнь он ставил на кон вторым. Выжидал, когда, делая первый ход, его лучший друг летел в тартарары, и занимал свободную нишу. Свое обучение правилам игры в жизнь он строил исключительно на выводах о прошлых ошибках. Речь, естественно, шла об ошибках других. Его жизнь в должности инженера НИИ была скучна и предсказуема. Соображал он хорошо, но что толку от планов, если они неосуществимы по простой причине — что разрешено голове, не разрешено рукам. Время все поставило на свои места. Нужен был толчок, отправная точка, эмоциональный и социально-политический стартовый капитал. Спасти Николая Владиславовича и его далеко идущие планы по повышению уровня материальных благ отдельного члена общества могли только реформы. Рим спасли гуси, а Николая Владиславовича спасло триединое: «перестройка», «демократия», «гласность». Последнее ему было ни к чему, а вот первыми двумя постулатами он не преминул воспользоваться.
Первым его детищем стала платная автостоянка и пивная точка. Через месяц появилось еще два пивных бара от «Лукин и К». Этим все началось и этим же закончилось. Все три питейных заведения были безжалостно сожжены варварами из бригады молодого, перспективного боксера Арцеулова. Он был играющим тренером — боксировал на чемпионатах Европы и пестовал подрастающее поколение безмозглых юнцов, открыто называвших себя «рэкетирами».