Невероятно, но именно это является самой неразрешимой задачей для многих государственных мужей. Но самое смешное заключается в другом. Я использую закон, принятый этими же государственными мужами, и свою тупость они начинают понимать лишь тогда, когда я сужу их по придуманным ими же законам.
Семен Матвеевич не был похож на человека, уверенного в себе. Раздавлен и смят, как кукла после наезда гусеничного трактора. Его одутловатое лицо и мешки под глазами говорили о том, что три месяца следствия для второго человека в думе не прошли мимо него. Я его понимаю. Единственный сын, ради которого он жил, находится, во-первых, в больнице, во-вторых, под следствием. Обвиняется в непреднамеренном убийстве двоих человек. То есть он не хотел, но все-таки убил. Наверняка Семен Матвеевич уже пролистал Уголовный кодекс, посоветовался с юристами и нанял самого лучшего в городе адвоката. Однако, несмотря даже на такие меры предосторожности, он спокойным остаться не мог. Ему уже объяснили, что подобный прецедент – не снос фонарного столба. И за это, при всем уважении к нему, отвечать придется.
Случай на самом деле уникальный. Тот случай, когда невозможно договориться ни с родственниками потерпевших, ни со свидетелями. Все упомянутые находятся в политическом, социальном и финансовом противоречии друг с другом. Причем в противоречии непримиримом, без компромиссов. Ситуация усугубляется еще и тем, что дело попало в руки судьи Струге. Когда в суде вяжется подобный гордиев узел, Лукин всегда отдает дело мне. Меня легче убить, нежели склонить к мнению, мною не выношенному. К слову нужно заметить, такие попытки развязывания подобных узлов уже имели место быть. И чем дольше не удается подломить мои колени, тем прочнее в головах отморозков оседает мысль о том, что это бесполезно. Есть вещи, к которым привыкаешь. Можно привыкнуть к постоянной болезни, недомоганию, стрессу. Точно так же можно привыкнуть и к судье Струге. Я для них – тоже отморозок. Только, в отличие от своих оппонентов, я на эту характеристику не обижаюсь, а горжусь ею.
Тяжело опустившись на стул, Малыгин положил бобровую шапку и разгладил волосы. Вы никогда не замечали этот жест больших деятелей? Если деятель тщательно расчесывается расческой и водит вслед за ней ладонью – он готов к коллизиям сегодняшнего дня и уверен в своем могуществе. Если же поправляет волосы рукой – он в трансе. Его психика прибита гвоздями обстоятельств к тому самому месту, где он сейчас находится. Я знаю все жесты великих людей города Тернова и готов написать об этом книгу. Если она кому-то нужна...
– Слушаю вас, Семен Матвеевич.
Он снова пригладил волосы и уткнулся в меня ватным взглядом.
– Вы простите, что я вам вчера домой позвонил. – Малыгин вздохнул, и его извинение показалось мне искренним. – Я знал, как вы все воспримете, но все равно позвонил. Не нужно было этого делать.
– А что означает ваша фраза: «Вы не понимаете»? Чего я не понимаю?
– Артем виноват лишь в том, что сел за руль нетрезвым...
– Вообще-то, мне сейчас трудно что-то вам на это ответить. Я еще не видел ни одного из участников того инцидента. Однако не выслушать вас я не могу. Вы вольны предполагать все, что сочтете нужным. Другое дело, что отреагировать на это для меня пока не представляется возможным. Следствие закончено, его материалы у меня. Будем разбираться.
– Да кто его проводил, следствие-то?! Они и проводили! – Малыгин мотнул головой в направлении двери, в которую минуту назад вышел Пермитин.
– Ничего удивительного. У нас в стране следствием занимаются следственные органы, организационно входящие в состав ГУВД. В конкретном случае над расследованием причин смерти двоих человек трудился следователь следственной части.
– Одна контора!..
Я бы хотел послушать эти высказывания в тот момент, когда эта «одна контора», а точнее, ее высшие чины, вместе с депутатами из гордумы празднуют за одним столом каждый праздник! День милиции, День прокуратуры, День Конституции... Там, в элитных кабаках, они себя ведут как-то более сплоченно, демонстрируя всему городу подтверждение того, что власть едина и сильна. Но эта сплоченность рушится в одночасье, когда затрагиваются личные интересы кого-то из них!
Черт! Меня второй день преследует злость! Злость, которой не должно быть и близко! Гнев и жалость – вот два чувства, которые не должны повелевать тобой в тот момент, когда на твоих плечах мантия! Их не должно быть!!
И я давлю эту злость, глядя под стол, в урну. Мой самый первый председатель, замечательная женщина, как-то посоветовала мне: если начинаешь злиться и терять объективность – посмотри под стол и досчитай до десяти. Пусть в этот момент будешь выглядеть несколько несуразно, зато никогда не ошибешься!
Неужели эти боссы, связанные одной цепью и находящиеся у одной кормушки, не смогли за три месяца собраться и решить все свои проблемы? Из всех этих воротил городской жизни я понимаю лишь Измайлова, который потерял в автокатастрофе сына! Вот он сейчас, в обход всех православных канонов терпимости, должен мстить и рвать в клочья небо, забыв о всепрощении. Его я пойму по-человечески, но рассужу по закону. А кто из страдальцев сейчас ходит ко мне? Смышляевские гонцы, по факту помятости «Мерседеса»! Нельзя было решить этот вопрос вне стен суда? Малыгин что, не в состоянии заплатить потерпевшим?! Бред!
На данный момент порядочнее всех выглядит законченный негодяй Бася, который до сих пор не предъявил материальный иск за свой отрихтованный «Лексус»! Я не сомневаюсь, что его гниль еще побежит впереди его разума, но пока он не лезет в суд со своим ущербом, поскольку речь идет о двоих убиенных!
Если бы я сейчас выступал не от имени страны, а рулил властью по понятиям, я рассадил бы всех дельцов, включая Баскова, за круглый стол, и распрямил бы ситуацию в два счета. Ты платишь этому, ты – тому. А ты, родной, на самом въезде на Терновское кладбище устанавливаешь из черного мрамора памятники двум невинным и подводишь к мемориалу вечный огонь! Сойдитесь в суммах и услугах и разрубайте этот узел к чертовой матери!!
Но если бы я хотел так судить, я стал бы криминальным авторитетом. Меня бы уважали и на каждый подобный суд возили под охраной трех черных джипов. И слушались бы они меня, как бога! Но я иду другим путем. Своим богом я избрал закон. А двум богам, как известно, служить нельзя.
– Чего же вы от меня хотите, Семен Матвеевич? Сомнения в законности проводимых ГИБДД следственных действий нужно было высказывать следователю или прокуратуре, а не мне.
– Артем виноват лишь в том, что сел пьяным за руль, – как сомнамбула проговорил Малыгин. – Вы не понимаете...
Опять эта фраза.
– Чего я не понимаю? Чего именно? Что ваш сын сбил двоих людей в пьяном виде? Я это понимаю. Что он виноват в том, что сел пьяным за руль? Это я тоже понимаю. В чем загвоздка, Семен Матвеевич?
Малыгин издал такой протяжный и нервный вздох, что я испугался, что он окажется последним. Мне еще инфаркта в кабинете не хватало!
Зампредседателя чего-то недоговаривал. Чего? Глядя, как он поднимается и опирается на мой стол так, что со столешницы соскальзывает флажок с триколором, я впервые подумал о событиях, которые могли быть не отражены в материалах следствия. Пермитин в качестве оплаты за услугу предлагает от имени начальника ГУВД квартиру, стоимость которой превышает тридцать пять тысяч долларов. Это при наличии ущерба в десять тысяч. И молчит о причинах такой неравноправной сделки. Вряд ли это от неуемного желания видеть торжествующее правосудие. А Малыгин твердит, как оглушенный попугай, – «вы не понимаете», «вы не понимаете».