После этого Макаров велел Старикову «зарядить» за мужиком «наружку» и провести полную оперативную установку по домашнему адресу.
И, наконец, третье.
В деле появился некий фигурант по кличке Степной. Как бы ни развивались в дальнейшем события – он прямо или косвенно замешан в истории с камнями, образец которых Макаров обнаружил рядом с трупом. Камни старые, история старая, а труп – только что образовавшийся. Кто он такой, этот Степной?
И есть ли смысл связывать воедино всю полученную информацию?
Сорокапятилетнего Матвеича, не связанного с домом, как и с остальной частью Слянска, пропиской, в этом доме тем не менее знали все. Матвеич был бомжем и ничуть из-за этого не переживал. Будучи когда-то отменным слесарем на «Сибмашстрое», он неплохо зарабатывал, имел семью, машину и дачу. На этих шести сотках с удовольствием трудились жена и сын, пока последнего не забрали в армию. Через два года сын приехал из Чечни и еще через год пополнил коллектив колонии общего режима. Случай, в общем-то, банальный. Шел с девчонкой через парк, троих граждан-одногодков разочаровало выражение лица Димки. Полудебильный разговор: ты откуда? – ты кто такой? – дай закурить – почему не куришь? – а может, ты педик? – закончился сотрясением мозга, переломом двух рук и одной ноги. Суд усмотрел превышение какой-то обороны, про которую Димка в Чечне и слыхом не слыхивал, и по второй части этой статьи его «приземлили» на четыре года. С этого момента все для Матвеича пошло кувырком. Он запил. Сначала – от обиды за сына. Потом продолжил пить по необходимости. Потом развалился завод. Потом ушла жена, и, убедив Матвеича в том, что ей с сыном, когда тот вернется, нужно будет где-то жить, а с Матвеичем это уже невозможно, она (с согласия слесаря) оформила квартиру на себя и исчезла в неизвестном направлении. А Матвеич остался. В подъезде своего дома. Один. Но потом, к его изумлению, все стало как-то меняться. Однажды, когда он сидел под лестницей первого этажа и пересчитывал добычу – собранные на его «территории» емкости из-под пива, водки и вина – и прикидывал, хватит ли этого на бутылку «белой» и полбуханки хлеба, дверь в подъезд отворилась, и с шумом ввалилась компания. Во главе этой компании был Верник, Верников Анатолий – он жил в двенадцатой квартире. Этот сорокадвухлетний мужик вместе с холодным облаком с улицы затащил за собой двоих парней и троих девиц. Компания весело хохотала и почти валилась с ног от выпитого. По привычке Матвеич сжался и стал почти прозрачным. «Новых» нервировать не стоит – дорого обойдется. Но одна из девиц вдруг удивленно спросила, ткнув в бывшего слесаря пальцем:
– Ой, а кто это?
Верник нахмурил брови и уставился на бомжа.
– А-а! Да это наш Матвеич!
Тому стало не по себе. Ведь могут и побить… Надежду вселил все тот же Верник.
– Отстаньте. Он тут живет.
– А чтой-то он здесь живет? – пьяно покачиваясь, спросила одна из «дам».
Вместо ответа Верник толчком направил их на верхний этаж в направлении своей квартиры и, повернувшись к Матвеичу, с улыбкой спросил, доставая из кармана шикарной куртки бумажник:
– Матвеич, «Пассат» мой постережешь? – И протянул еще ничего не понимающему бомжу сотенную.
Бывший слесарь сконцентрировал свое внимание на купюре, подсчитывая эквивалентный ей заработок на сборе бутылок. Считал он неплохо, поэтому почти моментально осведомился:
– Андрюша, кого поссать покараулить? Ты только скажи. Я – махом.
Верник от души рассмеялся, засовывая деньги в руку Матвеича.
– Не поссать, а машину мою, «Фольксваген»! Стоит у подъезда.
– Андрюша, без вопросов…
Со следующего дня жизнь бывшего слесаря стала входить в новую колею. Неожиданно начальник ЖЭУ предложил Матвеичу одну из кладовок в подвале дома, где тот жил. А потом и небольшую подработку – уборку снега перед домом. Жильцы подъезда, хорошо зная Матвеича, и без того были рады его почти безвозмездной помощи в ремонте квартир, поддержании чистоты и порядка в подъезде. От каждого понемногу – этого вполне хватало бывшему квартиросъемщику из этого подъезда. Довольно скоро Матвеич сделал у себя в подвале ремонт, и благодаря его умелым рукам появилась неплохая по нынешним бомжовским меркам квартира. Жильцы несли ему пустые бутылки и мелочь. Поэтому Матвеич не переживал, что был бомжем.
Он был почти счастлив, попав из грязного, пахнущего мочой подъезда в затхлый, но теплый подвал, где имелась даже кровать (подарок Верника), когда раздался этот проклятый крик…
Это был не крик – вопль ужаса…
Мужской голос почти не был мужским… Когда Матвеич работал на заводе, в цехе одного из мужиков прижало воротами, и он умирал почти минуту, пока его ребра ломал автоматический запор. Ему никто не мог помочь, и от понимания этого и от крика умирающего Матвеич чуть тогда не сошел с ума.
Но этот крик…
Матвеич приподнялся на топчане и прислушался. И, хотя больше не слышно было ни звука, в его ушах стоял этот вопль. Он подошел к двери каморки.
Тихо.
Матвеич отворил дверь и пошел к лестнице, ведущей наверх, в подъезд.
Две ступени…
Четыре…
Его ухо уловило какие-то чавкающие звуки. Бывшему слесарю стало жутко.
Матвеич, как под гипнозом, продолжал подниматься по лестнице…
Вот она, полоска света в подъезде. Матвеич сам ввинчивал лампочки и следил, чтобы их не выкручивали хулиганы.
Первое, что он разглядел, были кроссовки Верника. Ноги подергивались и слегка елозили по полу. Округлившимися от ужаса глазами бомж увидел густую лужу крови, расплывавшуюся под ногами.
Он сделал шаг вперед, и, когда ему открылась вся картина, он остолбенел, не в силах более двигаться.
Благодетель Верник лежал на спине и в агонии сучил ногами. Его лица видно не было, потому что на его животе сидел кто-то и что-то делал, закрывая лицо спиной, обтянутой серым плащом… Что именно происходило, Матвеич не знал.
Внезапно сидящий на Вернике замер и, помедлив, резко обернулся.
На Матвеича смотрели почти желтые глаза, подернутые пеленой безумия. С перекошенного рта вязкой ниткой свешивалась слюна.
Сидящий на Вернике встал и сделал шаг навстречу бомжу…
Но тот не смотрел на него. Матвеич, как замороженный, уперся взглядом в пустые окровавленные глазницы, в которых раньше светились пьяным весельем глаза Верника…
Неизвестный сделал еще шаг вперед, и на его лице появилась улыбка.
Где-то на втором или третьем этаже хлопнула входная дверь и раздался стук ведра о бетонный пол. Матвеич взмолился, чтобы тот, со второго или третьего этажа, скорее нес бы свое помойное ведро. Ну, скорее же!..
Неизвестный, услышав то же самое, что и бомж, стер с лица гримасу, быстрым шагом прошел мимо Матвеича и растворился в темноте улицы.