– Мне… – У Вербина пропал голос. – Мнение?! Коты помойные! Раздевайся.
Теперь дар речи покинул Перова.
– Раздевайся, я сказал! – Вербин рывком сорвал с себя пижаму. – Отдохнешь от мирской суеты.
– Серега, мне это…
Вербин его не слушал. Он вынул из-под подушки бумажник с удостоверением, проверил наличие денег, забрал у Перова еще двести рублей и стал натягивать его джинсовую рубашку.
– Почему жена плохо кормит? У меня сейчас кнопки на животе на «выстрел» пойдут!
– Я как-то не рассчитывал…
– Хорошо еще, что штаны на тебе как на швабре болтаются! Мне они как раз. Одним словом, врачи пусть меня не теряют. Какой ты смешной в пижаме…
Маша сидела на горячей пыльной трубе. Вокруг была лишь темнота и сырой запах подвала. От ужаса она не могла плакать. Она боялась даже дышать. Девочке казалось, что если она произнесет хоть звук, то тот, кто сейчас находится в двух метрах от нее, придет в ярость и сделает ей больно.
А тот, кто был недалеко от нее, грузно и сипло дышал. Его не было видно в темноте подвала, но его отвратительный запах вызывал у девочки тошноту и страх. Она чувствовала, что на нее смотрят, и от этого девочке хотелось превратиться в такую же горячую трубу, лишь бы ее не было видно.
Как случилось, что она оказалась здесь? Она не помнила. Все произошло настолько быстро, что она не успела даже испугаться. Магазин, тетенька-продавец дала сдачу, она прошла через соседний двор, успев махнуть Пашке-однокласснику, вошла в подъезд… И вот тут что-то произошло. Кто-то грубый, плохо пахнущий, но страшно сильный зажал ей рот сухой холодной ладонью и оторвал от земли. Перед ее округленными от ужаса глазами проносились ступени, уходящие вниз, становилось все темнее и холоднее…
Потом кто-то посадил ее на горячую трубу и привязал руки к какому-то металлическому вентилю. Она могла закричать в любой момент, чтобы позвать на помощь, но страх сковал ее руки и ноги, лишил голоса…
Девочке хотелось увидеть хотя бы полоску солнечного света. Тогда бы ей было легче. Но ее окружали темнота и тишина. И лишь недалеко, всего в двух метрах от себя, она слышала чье-то прерывистое дыхание.
Ей было очень страшно. Так страшно, что хотелось умереть, хотя она и не представляла, что это такое. Сейчас ей просто думалось, что умереть – это не слышать отвратительного, пугающего свиста из чьих-то легких, выбраться из этого ужасного подвала и увидеть папу…
– Папа-а-а… – безмолвно прошептали губы девочки, и по ее щеке пробежала слезинка…
– Не реви, Таня… Я найду ее. У тебя обезболивающего нет дома? – Вербин держал в руке перевязанную ладонь, и лишь по дергающемуся веку можно было догадаться, что его мучит боль.
Он доехал на такси до Макаровых и, выходя из машины, задел изуродованным Беней пальцем за дверцу. Повязка тут же набухла от крови, и боль пронзила руку. Еще жутко болела голова, и, чтобы посмотреть по сторонам, приходилось ее поворачивать – глаза отказывались двигаться самостоятельно. Боль током била в мозг от одной только попытки посмотреть вправо или влево.
– Есть, Сережа… – Таня, размазывая по лицу слезы, встала и распахнула дверцу холодильника. – Есть кетанол в таблетках, есть пенталгин в ампулах.
– Шприцы есть?
Вербин сгреб здоровой рукой ампулы с одноразовыми шприцами и встал со стула.
– Где ключи от вашей машины?
Уже выходя из квартиры, обернулся.
– Таня, не переживай. Хотя глупо, конечно… Глупо сказал… Возьми себя в руки. И Сашку пока не тревожь звонками. Он далеко, а я – рядом. Еще ничего не случилось… В какой магазин она пошла? Дай Машкину фотографию!
– Ты разве не знаешь, как она выглядит? – глядя сумасшедшими глазами на Вербина, произнесла Таня.
– Это не для меня, Танюша, – как можно мягче сказал он. – Я прекрасно знаю, как выглядит Маша…
Бак был полный, и Вербин облегченно вздохнул. Кое-как, помогая себе ногой и локтем левой руки, он закрыл гараж и сел за руль. Он еще плохо представлял, как будет управлять машиной одной рукой, но точно знал, что будет.
До магазина, который назвала Таня, было не более двухсот метров.
«Обед», – гласила табличка. Через стекло были видны три продавщицы и двое мужиков, очевидно, грузчиков, сидевших за большим столом. Звукоизоляция была отменной, но по лицам работников магазина было видно, что они очень весело проводят время отдыха посреди рабочего дня. Вербин постучал в стекло. На него посмотрели, как на пробегающую мимо собаку, и продолжили разговор.
Вербин постучал сильнее, чувствуя, что теряет драгоценные секунды.
Двое грузчиков посмотрели на него, и по движению губ одного из них Вербин понял, что его послали очень далеко.
Вербин врезал по толстому стеклу ладонью и сорвался на крик:
– Быстро дверь открой, волк фанерный!!!
Один из грузчиков встал и решительно направился к двери. Туда же подошел и Вербин. На лицах у обоих светились одни и те же мысли. Грузчик пинком распахнул дверь.
– Ты че, сука, долбишься?! Обед, бля! Читать не умеешь, дятел раненый?!
Читать Вербин умел. А еще он умел снимать порчу с пораженных гневом. Здоровая правая рука опера со свистом рассекла воздух, и сидящие за обеденным столом услышали неприятный, чавкающий звук. В проеме коридора они увидели промелькнувшее тело коллеги. Тело, беспорядочно болтая руками и ногами, влетело в подсобку. Там раздался грохот металла, в коридор выкатились две пустые бутылки из-под пива, и, наконец, все стихло. В торговый зал вошел мужик с подвязанной на груди левой рукой и коротко спросил:
– Кто до обеда стоял в хлебном отделе и кто сидел за кассой?
Ответом было молчание.
Вербин вынул из кармана удостоверение.
– Я из милиции. Пропала девочка. Вот она. – Он положил на стол, между нарезанной колбасой, огурцами и селедкой, фотографию Маши Макаровой. Она держала на руках котенка и весело улыбалась с грязного стола. – Кто ее видел?
– Я ее помню, – ответила одна из продавщиц. – Она в хлебный отдел выбила девять семьдесят. Батон хлеба и три булочки.
– Верно, – добавила вторая. – А я ей подала.
– С ней кто-нибудь был?
– Нет, одна была. В магазине ни с кем не разговаривала.
– Откуда такие точные воспоминания? – подозрительно прищурился Вербин, чувствуя, что его решили «прокатить». Пусть побыстрее мент свалит…
– На ней джинсовый комбинезончик был, как на моей дочери. «Джи Гей». На лямочках.
Вербин на секунду задумался.
– А до ее появления в магазине ничего странного не было? Может, приходил кто-нибудь, скандал какой-нибудь?
– Нет, до вашего прихода в магазине никаких происшествий не случилось, – сразу ответила одна из продавщиц.