– Да! Нет, Саморуков… Так… Так… Прокуратура выехала?
После последних слов Стариков не выдержал:
– Мать твою!.. Это когда-нибудь закончится или нет?!
Положив трубку, Мишка вздохнул.
– Обнаружен изуродованный труп мужчины.
– Где? – Макаров подошел к карте.
– В центре твоего квадрата. В зарослях кустов, недалеко от дома Пацифеева. – Мишка помолчал и добавил. – Как меня все это… Найду гада – убью! Никаких судов и следствий!
Уже в машине Макаров спросил:
– Сергей, ты с кем по телефону разговаривал? Кто еще этой ночью не спит?
– А-а… – довольно улыбнулся Вербин. – Девчушку помнишь?
– Из больницы?
– Ну. Вот и беседуем. Периодически.
– Ты же говорил, у нее дома телефона нет!
– Правильно, нет. Она сегодня на работе дежурит. Так и общаемся – сутки через двое, во время ее дежурств.
– Фундамент уже заложил? – лукаво поджав губы, осведомился Саша.
– Согласно заключению врачей поликлиники, тяжелые работы мне запрещены по крайней мере еще на неделю.
– Да и она в больнице наверняка сил не набирается, – заметил Макаров…
05.54. 57 минут до рассвета
– Да уж, – согласился Вербин, – в психушке сил наберешься…
– Стой!!! – неожиданно крикнул Макаров Саморукову.
Мишка от неожиданности так резко нажал на тормоза, что Стариков, перевалившись через спинку сиденья, едва не вылетел к лобовому стеклу.
«Тебе в психушку надо!»…
Вот то, что сверлило мозг Макарова!..
Психушка!..
– Сергей, на каком расстоянии отсюда находится ЦПЛ?
– Километра полтора. – Вербин ничего не понимал.
– Твоя девчонка там одна?
– Нет, конечно, еще дежурная смена охранников. Трое жлобов с палками, по одному на каждый этаж…
Дальнейших разъяснений Макаров уже не слушал.
– В лечебницу, быстро!
– А как же труп? – поинтересовался, включая передачу, Мишка.
– Он никуда не уйдет! В лечебницу, Миша, быстрее, черт тебя побери!.. – Кинув на колени Вербину мобильный телефон, он рявкнул: – Звони своей девчушке в больницу. Пусть запрется в кабинете, где дверь покрепче, и не высовывает носа!
Машине хватило всего четыре минуты, чтобы доставить группу к тыльной стороне забора ЦПЛ.
– Миша, Игорь, заходите через центральный вход. Охранникам не говорить ни слова – кто-то из них может быть при делах. Скажете, что видели квартирного вора с сумкой, который проник в здание. Осмотрите все помещения до единого, включая подвалы и чердак. Проверьте каждый закуток, сколько бы времени на это ни понадобилось! Упырь обязательно будет уходить! С вами бодаться он не станет – кишка тонка. Поэтому он обязательно покинет здание. Я и Сергей будем снаружи. Ребята, давайте, не стойте!..
Едва на стук Мишки охранник открыл дверь, Макаров с Вербиным, стараясь держаться как можно ближе к кустам акации, стали обходить здание.
– Забор, как на зоне… – Поправившийся за время вынужденного простоя, Сергей едва поспевал за Макаровым. – Ни туда, ни оттуда.
– Не скажи, – заметил Александр.
Не успел Вербин моргнуть глазом, как его шеф двумя ударами ноги выломал в дощатом заборе довольно внушительную дыру.
– Потом это делать будет нельзя, – заметил он. – Давай внутрь. Забор поворачивает. Если мы будем снаружи, он уйдет, мы даже не заметим – где. Если будем внутри – все будет как на ладони.
06.16. 35 минут до рассвета
– Сейчас, наверное, с ума сходит… – Вербин поежился.
– Знаешь что, Сергей, двигай-ка тоже в здание. Давай, давай, иди. Поможешь мужикам. Я один поскучаю.
Проводив друга глазами и убедившись, что тот вошел внутрь, Макаров выпрямился и двинулся к зданию. С тыльной стороны был только один выход, да и его можно было назвать выходом с большой натяжкой – массивная металлическая дверь с заклепками. Само здание ремонтировалось, если судить по слою штукатурки, не раз, но вот эта дверь являла собой образец кузнечного искусства начала двадцатого века. С той поры, по всей видимости, она и не подвергалась реконструкции. Выпрыгнуть из окна любого этажа было невозможно. В психиатрических больницах обязательным условием является как отсутствие дверей в палатах, так и наличие на каждом окне надежной решетки. Значит – дверь?
На этажах постепенно, одна за другой, зажигались в коридорах лампы дневного света. Коридоры первого, второго этажей уже светились, значит, опера проверили все помещения. На третьем этаже неосвещенных окон оставалось все меньше и меньше, и Саша стал сомневаться в разумности того, что затеял.
Оставалась дверь…
06.50. 1 минута до рассвета
Саша подошел к ней и оперся рукой.
Он ошибся.
Глядя на первые появляющиеся красные лучи солнца, пробивающие куцые сизые облака, он с горечью чувствовал, как в душу к нему заползают усталось и чувство безнадежности. Саша даже не вздрогнул, когда за дверью щелкнул засов. Убрав руку, он повернулся к двери спиной и медленно пошел прочь…
Дверь, скрипнув так, как может скрипеть столетний кусок железа, распахнулась, и в ее проеме показались Игорь и Мишка.
– Саша, пусто…
Они сидели в машине и молчали. Такого тягостного молчания не было ни разу за все дни с момента убийства Вирта. Они ждали Вербина, чтобы разъехаться по домам.
Будь проклята эта ночь…
Она отобрала у Макарова веру в себя.
Впервые в жизни он обманулся. Он совершил ошибку, прощения которой нет. Это называется – потерять нюх.
Саша вынул из кармана телефон. Вербину пора бы вспомнить о правилах приличия. Нажав кнопку повтора – последним в лечебницу звонил именно Вербин – Макаров прижал трубку к уху.
– Слушаю, – раздался звонкий женский голос. Судя по нему, обладательница только что кончила смеяться.
– Сергею пора выходить на улицу, – мягко произнес Александр.
Отключившись, Саша стал было укладывать телефон в куртку, как вдруг снова вынул его и стал смотреть на табло, словно впервые в жизни увидел этот предмет…
Это был воскресный день. Двое суток Саша с нетерпением ждал этого момента. Стариков с Саморуковым после той злосчастной ночи стали замечать в своем начальнике перемены, и они были не к лучшему. Все два последующих дня он был до изумления несобран и неуклюж. Так ведут себя люди, приговоренные к смертной казни и ожидающие ответа на апелляцию о помиловании.
Вечером Макаров сказал им: