Грубо и глупо. Дело грубо состряпано милицейским следователем, и теперь он, в окружении оперов, сидит в своем кабинете и думает – проглотит судья эту «шнягу» или выплюнет. Если выплюнет, то вместе с пережеванным двухсотпятидесятистраничным делом он извергнет из казематов СИЗО и Андрушевича. Затем можно ожидать позора, внушения от руководства и полной или частичной дискредитации.
Поняв это, Земцов похвалил себя за терпение и стал снова принюхиваться к следу. И вот тут ему улыбнулась удача. Тогда, в начале мая, ему казалось, что эта улыбка окончательная и фортуна приглашает его зайти к себе в гости, даже не настаивая на том, чтобы начальник отдела по борьбе с бандитизмом вытер у порога ноги. Виртуальная зарисовка возможного преступника, полученная от потерпевшего-боксера – рост от ста восьмидесяти пяти до ста девяноста, правша, вес от ста килограммов, бывший или действующий боксер, – сузила круг поиска для Александра Владимировича до десяти человек. Именно десять таких, виртуальных фигурантов на данный момент проживали в городе Тернове. Шествуя от первого к последнему, Земцов чувствовал себя на месте Остапа Бендера во время поиска тех пропавших стульев из гарнитура мадам Петуховой. С каждой новой неудачей шансы добиться успеха вырастали с диаметрально противоположной зависимостью. Время пробегало как-то незаметно, и Александру Владимировичу даже в голову не приходила мысль о том, что он идет не тем путем.
Когда последний из десятка тяжелых мужиков, удрученных тяжелым боксерским прошлым, предъявил ему загранпаспорт, в котором значилась шенгенская виза, Земцов не поверил своим глазам. Лихорадочно сравнивая голографические наклейки в паспорте гражданина с датами совершаемых в Тернове квартирных разбоев, старый опер с ужасом для себя понял, что к совершению данного рода преступлений этот человек не имеет никакого отношения. Возможно, он рьяный нарушитель закона, возможно, он даже преступник! Но все, что на туриста можно было повесить, – это... Черт возьми! – контрабанду контрафактных компакт-дисков! И никак не серию разбоев.
Пришлось все начинать сначала. Вот в этом удрученном состоянии, граничащем с депрессией, его и застал телефонный звонок Антона Павловича Струге. Посмотрев на циферблат настенных ходиков в своем кабинете, которые ужасно раздражали всех, кто сюда прибывал не по своей воле, Земцов отметил, что уже восьмой час. Звонить могла либо жена, либо информатор. Такова уж тяжелая оперативная жизнь. Телефонными собеседниками с наступлением темноты у настоящего опера могут быть только супруга либо «стукачок». От этого постоянства начинаешь путать время, место, темы и поэтому назначаешь встречу любимой на задворках какого-нибудь чумового клуба, а к моменту встречи с агентом прибываешь к театру Музкомедии с двумя билетами в кармане. У каждой работы свои изъяны, и спорить с этим в сорок два года было уже поздно.
– Земцов. Слушаю...
– Александр Владимирович, это Струге... Как настроение, дорогой?
Земцов сообщил, что настроение отвратное, болит зуб, дома произошла ссора с женой, а сын не хочет поступать в Высшую школу милиции.
– Он, видите ли, желает видеть себя на экране и поэтому через неделю едет в приемную ГИТИСа! – Ничего, – успокоил Струге. – Там его заставят прочитать басню Крылова, поставят двойку, после чего он вернется в Тернов и станет усиленно готовиться к поступлению в милицейский вуз.
– Нет, но сам факт! – возмутился Земцов. – В роду Земцовых трагиков еще не было.
– В нем комиков хватает.
Земцов обиделся.
– Чего хотел-то, Антон Павлович?
– Дай Макса до утра?
Макс был заместителем Александра Владимировича и отличался цепкой хваткой, если речь шла об установлении принципов поиска и просчитывании возможных ходов какого-нибудь бандюга. Он был тяжел на подъем, однако, будучи запряженным, мчал так, что порою за ним не поспевал сам начальник. С этим славным двадцативосьмилетним малым у Антона сложились хорошие отношения, и время от времени судья ими пользовался.
– Вообще-то бездельем он сейчас не мучится. – Земцов был явно не в духе.
– Ты согласие свое дай, а там мы сами разберемся.
Слушая разговор на том конце провода между оперативниками, Струге быстро уяснил, что Макс ехать не хочет. Если Земцов сейчас скажет «да», Макс подчинится. Если же Александр Владимирович начнет ломаться, воодушевленный этим подчиненный придумает отмазку. Струге лихорадочно соображал, как выманить молодого опера из здания УБОПа.
– Антон Павлович, я тут занят! – вполне ожидаемо для Струге пробормотал в трубку зам. – Александр Владимирович не отпустит...
– А ты дай ему трубку, – попросил Струге и, едва услышав голос Земцова, спросил: – Саша, ты вчерашний матч «Локомотив» – «Крылья Советов» видел?
– Да.
– Ты согласен с тем, что пенальти в ворота Овчинникова весьма спорен?
– Ну... Согласен.
– До пятницы пятьсот рублей дашь?
– Дам... – вконец растерялся Земцов.
– Ладно, договорились, – удовлетворенно сказал Антон. – А сейчас передай трубку Максу.
Секунда, и Струге услышал, как телефоном завладел заместитель.
– Макс, ты слышал?
– Слышал... – обреченно выдавил тот.
– Давай часам к двенадцати подъезжай к моему дому. Машину же имеешь?
– Это она меня имеет...
– Неважно, кто кого. Главное, есть. Попипикаешь, и я выйду.
Попав после процесса в «фильтр» СИЗО, Кантиков не знал, что был приговорен еще до приезда из суда. Тогда, оказавшемуся за решеткой в зале заседаний, ему казалось, что на некоторое время он обеспечил себе полнокровную защиту от братвы. Но причину такой злобы со стороны мужика, которому он продал черепаху, веснушчатый не знал и сейчас. Наверное, черепаха издохла, а сейчас этот набоб пытается вернуть свои пятьдесят долларов.
«Вот, гад, какой жадный, – думал Кантиков, бросая косые взгляды на временных сокамерников, – денег, наверное, немерено, а за пятьдесят долларов повелся, как дешевка...»
Косясь на арестантов, старательно делающих вид, что прибытие Кантикова в камеру дело обычное, придавать которому значения не стоит, щуплый Толя думал о том, как быть дальше. Экспертиза, которую назначил судья, будет проведена не ранее чем через десять дней. Во всяком случае, именно на десять суток Кантиков был задержан. Значит, врачи-»психи» из казематного лазарета протестируют его гораздо раньше, так как нужно еще отписать заключение экспертизы и доставить в суд. На все нужно время, и менты будут следить за каждой секундой происходящих событий. Если уж возбудили дело, значит, доведут его до конца.
Всю процедуру объявления человека психически нездоровым Кантиков знал очень хорошо. Сегодняшний случай был уже шестым или седьмым, когда его хватают за руку в момент совершения преступления. Потом – по накатанной. Возбуждение дела – экспертиза – признание невменяемым – принудительное лечение – воля. Больше месяца Кантиков в лечебнице не задерживался. Серьезных преступлений он не совершал, самым страшным деянием до сегодняшнего момента была кража, поэтому никто на него из психиатров с пристрастием и не наседал. Это не широкомасштабная резня, когда «клиента» направляют аж в учреждение имени Сербского. Кантикова как-то раз пугали этим Сербским, да только Толя знал, что менты понты колотят. В Сербском том, чай, тоже не лохи сидят. Скажут – граждане мильтоны, будьте любезны, денежки перечислите. А откуда деньги-то?