– Валандину отдал! Это директор «Агаты»! Он и заказ делал! Откуда я знал, кто вы?! Мне сказали – я выполнил и получил деньги!.. Валандин сказал сесть на хвост вон ему! – Он мотнул головой в сторону судьи. – И по возможности задокументировать криминал! А какой криминал лучше, нежели пьянка вместе с Седым?! А что касается – «знал – не знал»... Я, когда мне дают работу, личные дела объектов не изучаю!
Антон приблизился к сыщику.
– А откуда ты знаешь Седого?
– Ему Валандин платит...
Струге удивленно вскинул брови и присвистнул.
– И Валандин попросил тебя снять меня вместе со своей «крышей», чтобы впоследствии это оказалось достоянием гласности?! Подобными заявлениями ты оскорбляешь мой разум, Гургулидзе! С каких это щей Валандин будет добровольно класть на плаху голову?! Что может его заставить это сделать?!
– Обстоятельства, которые позволят избавиться от одной «крыши» и заползти под другую, более могучую...
Антон повернул голову в сторону реплики Пащенко. Тот спокойно раскуривал сигарету, пряча от судьи взгляд.
– Ты что, Антон Павлович, так и не понял, кто этим говнюкам тебя заказал? При каких обстоятельствах Валандин решится выполнять на тебя заказ? Под кого можно залезть, не боясь гнева Седого и наступления возможных последствий такого видеоролика?
– Лукин...
Пащенко подтверждающе пожал плечами – «Вот тебе и ответ!» – и подсел к телевизору вместе с десятком мини-кассет.
– Ладно. Проверим, как ты отдал кассету Валандину. Если я сейчас ее обнаружу в этой куче, со следующего месяца начнешь получать в собесе пособие по инвалидности.
Вадим вставил кассету в большую, стандартную и воткнул устройство в приемник видеомагнитофона. Секунда экранного замешательства, и взору судьи предстала живописная картина. Офисный кабинет. Ее не видно, потому что ее загораживает он. Видны лишь две ноги, на которые натянуты черные чулки и две туфли на шпильках. Он стоит между этих ног, и его часто дергающийся белый зад расположен точно по центру экрана. Его брюки упали на ботинки, рядом со столом, на котором лежит она. Ничего необычного, в рабочее время все приходится делать быстро. Ей достаточно лечь спиной на стол и положить голову на факс, ему – расстегнуть ремень и уронить брюки.
На следующей пленке за столом сидел мужик, корчил ужасные рожи и ревел так, что его утробные вопли доносились даже с безмолвной пленки. Объяснение таких мучений верхней половины туловища объяснялось, по всей видимости, тем, что кто-то что-то делал с его второй, нижней и невидимой объективу, половиной.
– М-да... – проговорил Пащенко, вставляя третью кассету. – А у тебя в видеотеке нет других фильмов? Ну, например, где кто-то совершает мирный подвиг? Или сидит и изучает сопромат в библиотеке? На худой конец – «Король Лев», «Три товарища», «Одиночное плавание», «Карнавальная ночь»...
– На той, которую вы вставляете, как раз «одиночное плавание»... – угрюмо пробормотал Гургулизе, протягивая руку к сигаретной пачке, валяющейся на полу. – Хотя я вам под эти названия любую кассету подобрать могу.
«Ресторанной» съемки не было. Становилось ясно, что Гургулидзе не лжет, и Вадим развернулся к детективу.
– Ты знал, кто заказал Валандину этого человека?
Сыщик, посасывая кровоточащую губу, бросил взгляд на Струге.
– Нет.
– А я ему верю! – Хлопнув себя по коленям, Вадим встал. – Гургулидзе – дурак. Его использовали и после оботрут о него ноги. Все в стиле Игоря Матвеевича Лукина. Скажи ему правду, он еще, чего доброго, заартачится. А так и дело сделано, и малой кровью. Когда ты передал кассету, ущербный?
– Вчера вечером.
– Вчера вечером... – Струге прошелся по комнате. – Вчера была суббота. Сегодня, что неудивительно, воскресенье. Соваться в выходные к Лукину этот Валандин не станет, если это не обговорено заранее. Думаю, что не обговорено, потому что Лукин не из тех, кто любит беспокоиться в свободные от работы дни. Я для него – работа. Поэтому вплоть до завтрашнего дня он будет сидеть у себя дома, пить чай с лимоном и ждать понедельника. Где живет Валандин, Гургулидзе?
Адрес можно было не записывать. Валандин жил рядом со Струге, Антон знал этот дом, поэтому Вадим, заметив успокаивающий жест судьи, спрятал записную книжку и ручку в карман.
– Можешь готовиться к затяжному процессу по факту своих чудачеств шестилетней давности по вновь открывшимся обстоятельствам, – пообещал сыщику Пащенко и прихватил за ручки пакет, в котором было сложено все, что могло впоследствии являться для Гургулидзе предметом шантажа. – А это мы заберем с собой. Если на суде возникнут какие-то противоречия, я думаю, будет уместно кое-что показать и прокрутить перед судьей. Отношения к делу это иметь не будет, поэтому зачтется тебе потом, когда персонажи этих чудных фото оживут и приедут на зону разматывать твои кишки по всей «запретке». Береги себя, Сергей Александрович.
Выйдя из квартиры, Пащенко закурил третью сигарету за последние десять минут. Такая «скорострельность» объяснялась лишь его волнением. Однако он, не желая, чтобы его невроз передавался Антону, старался казаться беспечным, уверенным в последовательности и верности своих действий человеком.
– Если поторопимся, то успеем на открытие молодежного чемпионата по футболу. На базе «Океана» проводится Турнир Четырех с участием команд из Швеции, Франции, Германии и Венгрии. Вчера мальчишки с тренерским штабом уже по городу болтались, Тернов рассматривали. Успеем?
Последний вопрос подсказал Струге, что Вадим не так уж уверен в себе, как хочет казаться. Не разочаровывая друга, он пожал плечами и тоже полез за своей третьей сигаретой.
– Конечно, успеем. В крайнем случае, ко второму тайму первой игры подъедем.
А этот ответ указал Пащенко на то, что Антон очень хочет, чтобы все у них получилось...
Хорошо бы было успеть во всем разобраться и еще сходить при этом на футбол.
Реквизиторы спустились вниз и заняли места в машине...
Через десять минут «Волга» бесшумно въехала во двор дома, где проживал директор детективного агентства «Агата».
Не успела их машина поравняться с углом дома, как они едва не столкнулись с самшитовой «девяткой», быстро выезжающей на дорогу.
– У тебя с гусями все в порядке?! – взорвался Пащенко, хотя прекрасно понимал, что через поднятые стекла обеих машин его гневный рык все равно никто не услышит. Более того, водитель «девятки» не мог даже видеть искаженного негодованием лица прокурора – стекла «Волги» были тонированы таким образом, что машина не раз становилась объектом пристального внимания бдительных инспекторов ДПС.
Уже входя в подъезд, Антон почувствовал, что какая-то непонятная сила мешает ему открыть дверь. Он испытывал такое чувство, словно видел хвост удаляющего от перрона поезда, на который он опоздал.
– Бабули, – обратился он к двум сидящим на лавочке старушкам. – А Андрейка Валандин из дома не выходил?