Пока Вадим гнал «Волгу» к зданию ГУВД, Антон связался с Хорошевым и, отовравшись про дела, попросил перенести встречу на час позже. Ответ последовал ожидаемый. Школьный товарищ Валька рассмеялся и согласился.
Гораздо труднее ссылаться на занятость было перед рябым. Предложение «перебить стрелку» он воспринял как недобросовестное отношение к условиям устных соглашений и стремление усложнить ситуацию.
– Не нужно так переживать, – процедил сквозь зубы Антон Павлович. – Я переназначил встречу не на час раньше, а на час позже. Или вы боитесь опоздать на поезд до Москвы?
Рябой со своими бойцами невидимого фронта никуда не опаздывал, он просто хотел держать судью на коротком поводке. Пока это получалось, однако для того, чтобы товарищ ненароком не расслабился, его нужно постоянно напрягать – это подтвердит любой психолог. Однако он же укажет и на то, что перенапряжение часто вызывает короткое замыкание и, как следствие, срыв. Не только нервный, но и рабочий. Потому рябой и высказал неудовольствие, не стремясь усугубить момент до критической точки.
В восемь так в восемь...
Антон Павлович, что было совершенно обоснованно, остался в машине с тонированными стеклами, а прокурор, громко хлопнув разболтанной дверцей, засеменил в сторону крыльца ГУВД...
Перемахнув в два прыжка все ступени парадной лестницы, он блеснул тиснением удостоверения перед молодым сержантом с «кипарисом» на боку и быстро зашагал по коридору.
Портреты всех начальников ГУВД, начиная с того момента, когда Управление называлось «полицейским участком», список сотрудников, погибших в Чечне...
Ворвавшись в «дежурку» как ураган, он завис над испуганным помощником.
– Какой из этих – Полетаев? – И кивнул на решетку, за которой продолжали сидеть, как петушки на насесте, группа мужчин.
– Полетаев? – Помощник удивился.
И Пащенко не понял, чему тут можно было удивиться. Десять минут назад ему русским языком сказали, что Полетаев сидит в ГУВД.
– Да, я назвал именно эту фамилию – Полетаев. Так который из этих?
– Его тут нет.
– Ты чего мне голову морочишь, старшина? А где Эйхель? Может, он у Эйхеля в кабинете?
– Здесь нет ни того, ни другого. Пять минут назад Эйхель велел отпустить Полетаева и через минуту вышел из управления сам.
– Ты не ошибся, старик? Или просто воду мутишь? Не лги царю!.
– Словарный запас у меня скуден, ваше величество! Как еще объяснить? Вышел Полетаев, а следом – Гена Эйхель. Честное старшинское, отвечаю за базар.
На груди старшины, вцепившись зацепами в материю, тускло отсвечивали колодки ордена Мужества и медали «За боевые заслуги», а на другой половине кителя светились нашивки за ранения. И прокурор его за базар простил. Не мог не простить. И не мог не поверить.
Он не верил в другое.
Поднявшись на третий этаж, где располагался отдел кадров ГУВД, он нашел там начальника и попросил разрешения войти. Хотя мог и не спрашивать, Владимир Сергеевич Оспин работал в ГУВД двадцать лет, и они очень хорошо знали друг друга.
– Какие проблемы, Андреич? – Кадровик махнул рукой одной из сотрудниц, убыстряя ее движение из кабинета. – Ты ведь без проблем не заходишь, верно?
– Верно. Я хочу все знать о Геннадии Эйхеле. Это ваш «угонщик».
– Знаю такого. Чай будешь?
– Который час? – спросил Вадим, усаживаясь за руль машины.
– Без четверти восемь.
– Есть две новости. Плохая и очень плохая.
– Начинай с плохой, – подумав, выбрал Струге.
– Геннадий Оттович Эйхель год назад получил приглашение на постоянное местожительство из Германии. Из Потсдама. Знакомый город? В смысле, название это недавно звучало, верно?
– Верно. Оттуда в Россию приперся Бауэр, чтобы принять смерть.
– Гена собирался валить в ФРГ, к своим родителям. Документы уже практически готовы, Эйхель дорабатывает последние дни. В управлении характеризуется положительно, имеет ряд поощрений.
– Ты хочешь предположить, что Бауэры знакомы с Эйхелями? – Сглотнув сухой комок, Антон поморщился и стал шарить по карманам в поисках пачки сигарет. – Воистину, тесен мир. А очень плохая новость?
– Гена Эйхель только что выпустил Полетаева из «дежурки» и вышел следом за ним.
Солнце почти скрылось за высотками Тернова, и теперь на улицу стала опускаться тревожная серая пелена. Ближе к вечеру всегда чувствовалось, насколько пропитан воздух города отходами промышленного производства. Металлургический завод, завод химконцентратов и ТЭЦ работали на полную мощность. Стране нужно тепло, металл и сырье для производства.
Ни слова не говоря, Пащенко завел двигатель и стал ехать по улице в поисках одному ему известного объекта. Притормозив у небольшого магазина с вывеской «Книги», он выскочил и направился к его входу.
Разыскав стенд с литературой на иностранных языках, он вытянул с полки русско-немецкий словарь, и через минуту нашел то, что искал.
«Желудь» – «Eichel».
Августовскими вечерами эти плоды сотнями сыплются с усталых вековых ветвей на лавочки для влюбленных...
К вечеру всегда болит голова и трудно дышать.
– Антон, посмотри в бардачке... Там цитрамон должен быть.
Хорошев на встречу мог и не приходить. Как ни странно, предположение о том, что покупатель Гойи находится среди футбольных команд, прибывших в Тернов, пришла ему в голову гораздо раньше, чем такая мысль посетила светлый разум Антона Павловича. Собственно, последнего ничего не посещало. Эту версию предложил рябой, контролирующий каждый шаг судьи.
Однако отказывать Седому Струге и Пащенко как-то не хотели. Раз откажешь и забудешь, потом второй раз увильнешь от встречи да не заметишь. А тот, что приглашает, будет загибать пальцы и копить обиду. И потом, Хорошев сам просил помощи. Понятно, что у судьи есть более важные дела, нежели звонки знакомым, и если уж он дело сделал и приглашает для того, чтобы в уютном месте передать информацию, то отказываться от такого предложения было бы настоящим свинством.
Как бы то ни было, за час до встречи Седой отправил к «Искре» Хана, Бузу и двоих из своей боевой команды. Пусть щупами почву изучат, воздух понюхают, секторы глазками попростреливают... Мало ли что старый школьный друг придумать может?
Когда Струге переназначил встречу, Хорошев не удивился. Лишь отзвонился Хану да велел оставаться на местах. Сам же, подогнав белую «девятку» к автостоянке на противоположной стороне улицы, неподалеку от банка «Империя», сидел и лениво курил. Стекла были настолько черны, что о присутствии в салоне человека можно было догадываться лишь по едва заметным клубам дыма, выбивающегося через люк на крыше.
Седой сидел и думал о том, что уходит время.