Что было дальше, Сабрина не знала...

– Не надейся, что на этот раз отец ничего не узнает! Завтра он придет с работы и узнает, как его дочь проживает дни подготовки к экзаменам! Ты слышишь меня? Ты слышишь?!

На этот раз убийце пришлось звонить дважды. И только тогда мать назвала девочку по имени.

– Сабрина, твои детские выходки совершенно неуместны...

– Это не ваша дочь, – отчетливо произнес незнакомый женщине голос.

– Витя?

– И не Витя.

– Тогда... кто?..

– Витин ангел-хранитель.

Распечатки коротких телефонных разговоров, их точные копии в допросах матерей, еще до изъятия кассет из приемников телефонных аппаратов, допросы тех, чью жизнь «спас» убийца. И фотографии, фотографии, фотографии... Снимки форматом 9ґ12 и 10ґ15, раскрывающие таинство того, как это «спасение» осуществлялось.

К окончанию седьмого дня работы он вошел в приемную Смагина с папкой для докладов в руке.

Смагин принял его как обычно. Как принимал одного Кряжина – придвинул к месту за длинным столом, выбранному Кряжиным, пепельницу и сам нажал на чайнике кнопку. Тот сразу же зашумел, что свидетельствовало о том, что Смагин даже более чем приветлив. Чаепитие он закончил только что, но из-за Кряжина готов выпить еще.

Устав от монотонных дней последней недели, когда он только и делал, что читал, помечал и размышлял, советник был не так приветлив, как его начальник. И вид его, невозмутимо-равнодушный, словно говорил: «Чуть не умер от скуки, но сделал все, о чем просили». Смагин ожидал, что из папки появится дюжина листов с привычной взгляду «шапкой» на листе титульном: «Обвинительное заключение», однако вместо этого принял в руки рапорт, и по лицу Кряжина можно было предположить, что это рапорт об увольнении.

– Что это? – Вопрос можно было не задавать, потому как Смагин читать уже начал, а текст едва занял страницу.

Кряжин терпеливо выждал две минуты.

– Объясни, зачем тебе нужно встречаться с Разбоевым?

– Для меня остались непонятными два вопроса.

– Назови второй, – Смагин снял очки и закусил дужку.

Следователь виновато улыбнулся и вытянул из кармана сигарету.

– Я так и знал, что мой первый вопрос у вас сомнений не вызовет. Перечитав материалы дела, я так и не уяснил для себя мотив, который двигал Разбоевым. Что касается второго... – Щелчок зажигалки разорвал тишину неожиданно возникшей паузы, как граната. – Егор Викторович, если я не ошибаюсь, то основной причиной, почему был задержан Разбоев, явился телефонный звонок соседки в ночь первого убийства.

Смагин пожал плечами.

– Да, Иван Дмитриевич. Если не учитывать добровольное раскаяние подозреваемого и его проводки по местам совершения преступлений, где он показывал без подсказок, как убивал и где оставлял трупы, – и он развел руки. – Я уже не говорю об образцах крови, изъятых с одежды Разбоева сразу после задержания.

Советник встал, откинул в стороны полы пиджака и погрузил руки в карманы. Его сейчас, казалось, не интересовало ничто, кроме крошечного обрывка белой нитки, повисшей на тяжелой шторе кабинета начальника Следственного управления. Он снял ее, долго изучал, понимая, что испытывает терпение начальника, и только тогда, когда пауза стала превышать максимально допустимые размеры, растер между пальцами и швырнул катышек в кадку с фикусом.

– Да, это существенная доказательная база. Закреплена результатами экспертиз, видеосъемкой и протоколом явки с повинной. Я ознакомился.

– Так за чем же дело стало? – без удивления поинтересовался Смагин.

– Чего стоит эта база для состава суда присяжных, если эти двенадцать из достойнейших поймут, что явка писана после задержания, а потому явкой с повинной являться не может? Судебно-медицинская экспертиза определила, что кровь на одежде Разбоева относится к третьей группе, то есть идентична крови первой потерпевшей. Но я не увидел в деле доказательств того, что эти следы – кровь жертвы, а не другого лица.

Пройдя к начальнику, он оперся руками на стол перед ним и склонил голову.

– И еще задолго до того, как взял в руки дело, я мог провести любую следственно-оперативную группу по тем местам, где были обнаружены трупы девушек. Я рассказал бы, как их убивал и в каких позах оставлял, уходя.

Смагин помедлил с ответом и направился к закипевшему чайнику. Уже оттуда, стоя спиной к советнику, справился:

– Это как?

– Трупы показывали все московские телеканалы. И их журналисты очень подробно рассказывали, где те трупы обнаружены, какие увечья нанесены жертвам и весьма точно называли причины наступления смерти. В качестве следственного эксперимента предлагаю привести сюда любую женщину старше пятидесяти. Она проведет вас по памяти по всем закоулкам Санта-Барбары, расскажет, как выглядела спальная Си Си и зачем Мэйсон отрастил бороду. При этом будет точно установлено, что тетка ни разу не выезжала дальше Золотого кольца России.

Смагин помедлил, раздумывая, правильно ли он поступил, попросив закончить дело Кряжина, а не кого другого, и только после этого, решившись, поставил размашистую роспись на постановлении о продлении сроков предварительного следствия.

Глава третья

В России один показатель состояния здоровья: можно пить и нельзя пить. Еще год назад Разбоеву пить было можно. Поскольку пристрастился к этому виду разочарования в жизни он довольно поздно, в тридцать три, то в коллективе, в котором он оказался сразу после того, как пал, он выглядел человеком сторонним. Внешне, разумеется. Поутру его лицо не было смято ночными муками нарушенного процесса обмена веществ, не болела голова, но вскоре все стало на свои места. Для того чтобы на вопросы бывших знакомых, приходящих в ужас от разительных перемен в Разбоеве: «Как дела?» – с раздутым лицом отвечать: «Ничего», Разбоеву понадобилось всего полгода. Ведь только в России ответ на вопрос: «Как дела?» – «Ничего» означает, что все в порядке.

На самом же деле Разбоев говорил правду, и понимать ее следовало однозначно. У него теперь не осталось ничего. Даже память, натренированная математическими выкладками и сложными физическими теоретическими преобразованиями, и та стала давать сбои. И было бы удивительно, если бы сбоев не было. Практически ежедневно, набираясь сомнительным спиртным, от которого можно потерять не только память, но и рассудок, Разбоев участвовал в низкопробных разборках. Возникали они, как правило, из ничего и заканчивались хорошей потасовкой. Из потасовки бывший теоретик, так и не сумевший овладеть практикой, выносил сотрясения мозга, и за несколько месяцев до ареста довел себя до того состояния, когда человек утром совершенно не помнит того, чем занимался вчерашним вечером и нынешней ночью. Во рту засуха, значит, вчера опять пили. Одежда грязна и потрепана сильнее, чем вчера, значит, пили много и на ногах не стояли. Болит нос и рубашка на груди коробится, как картон, – значит, была драка, то есть били.