– Нетрезв. Небрит. Одет, как бич. Прохожий сказал, что помог девушке отбиться, и та, не поблагодарив, убежала. Но заявления от нее нет, а потому нет смысла и заниматься данным инцидентом.
– Разумно, – резюмировал Кряжин. – Я думаю, что дежурному даже не нужно делать попыток искать смысл для занятия данным инцидентом. Действительно, это просто дебилом нужно быть, чтобы заняться. Я бы, к примеру, даже инцидентом это не назвал. Так, мимолетное виденье.
Третий звонок поступил на телефон дежурной службы «ноль-два» в 11.58, и информация по нему была тотчас перенаправлена на служебный телефон следователя Генпрокуратуры Кряжина по его недавнему запросу. Старушка, имея карликового пуделя и выгуливая оного, обнаружила в парке за Цветочным бульваром труп молодой девушки.
– Таким образом, Иван Дмитриевич, – закончил доклад о принятых сообщениях Сидельников, – бродяги всей Москвы как один встали на защиту Разбоева, изо всех сил создавая ему алиби. Мол, человека уже год взаперти держите, а в это время во всех уголках столицы продолжается то, за что вы, собственно, Разбоева и посадили. Я шучу, конечно, – саркастически ухмыльнулся капитан, – но складывается впечатление, что бомжи всея Москвы к Новому году решили подзаработать разбоями.
– Просто совпадение, – пробормотал Шустин. – Хотя, будь я на свободе («свобода» он выделил голосом), я воспользовался бы вашей мыслью для ориентации общественности.
– И оказались бы в дураках, – проговорил Кряжин.
– Почему?
– Потому что и гастроном в Тушино на улице Героев Панфиловцев, и пересечение улиц Аэродромной с бульваром Яна Райниса, и парк за Цветочным бульваром расположены рядом друг с другом.
Не поверив, Сидельников встал со стула и подошел к карте. Минуты хватило ему на то, чтобы удостовериться: Кряжин прав. Все события, начиная с одиннадцати часов пятнадцати минут и заканчивая одиннадцатью часами пятьюдесятью восемью минутами происходили на одном пятаке земли диаметром в один километр.
– Он начал в четверть двенадцатого и закончил почти в двенадцать, – пробормотал капитан. – Психолог была права. Он нервничал. Неужели это... на самом деле... Олюнин?
Шустин отреагировал мгновенно. Секунды хватило ему на то, чтобы бросить на муровца цепкий взгляд. А разве капитан сомневался в этом? Разве он не верил в то, что Кряжин подозревает именно Олюнина?
Кажется, капитан тоже уверен в виновности Разбоева... Если это правда, то это в интересах репортера. Советник хотел, чтобы Шустин стал его летописцем?
Журналист усмехнулся. Кажется, Шустин становится летописцем краха Кряжина. Сидельников сболтнул лишнее, выдав свои чувства.
Интересно, а в каком состоянии сейчас пребывает его светлость советник юстиции?
Шустин посмотрел на Кряжина и недоуменно прищурился. На лице следователя не было и тени смущения. Вооружившись маркером, он, не жалея карты, рисовал на ней какой-то маршрут. Начал он от упомянутого дурой-психологом гастронома, продолжил на Аэродромную и закончил Цветочным бульваром.
«Вышел треугольник, указывающий острием на запад, – оценил труд советника репортер. – И что с того?»
Додумывал он уже в машине, которая несла всех троих в парк.
Шустин
Мне кажется, Кряжин запутался окончательно. И теперь он пытается показать себя опытным тактиком, при этом сознавая, что сражение проиграно. Ему раз уже звонил один начальник, и утром вызывал к себе другой. Следователь в цейтноте.
Начал он издалека. Обнаружив в деле недоработки Вагайцева, Кряжин вдруг решил, что если как следует покопаться, то из этого можно извлечь пользу. Вот истинный образчик карьериста, готового переступить через все. Даже через карьеру своего коллеги. Как это низко – пользоваться ошибками сослуживцев, зарабатывая себе капитал!
Решив, что он гений от следствия и получив в руки меня, репортера, он воспользовался имеющимся в отношении меня компроматом и теперь таскает за собой, угрожая расправой.
Очень мило! Знает ведь, что человек не будет жаловаться на Генеральную прокуратуру! Куда мне обращаться? В Верховный суд?! Спасите от произвола Генеральной? Или в Страсбург? Да там таких истцов от России... Пока мой иск до рассмотрения дойдет, меня успеют посадить, амнистировать, потом еще раз посадить и освободить условно-досрочно! А потом ходи в поисках работы со справкой об освобождении по телекомпаниям и доказывай, что ты с двумя судимостями не рецидивист, а жертва прокурорского произвола.
Но сейчас, кажется, Кряжин влип основательно. В этом нет сомнений. Олюнин, жалкий разбойник Олюнин, который меня привязал к делу, смазал ему все планы продвижения по иерархической лестнице!
В больнице находится молчаливый Разбоев, и это уже не свидетель. Как сказал врач, в лучшем случае, это просто жилец. Но никак не свидетель. Тем более не обвиняемый. Кряжин не успел даже предъявить ему обвинительное заключение! Сделай это он месяц назад, когда заварил эту кашу, Разбоев был бы жив. А сейчас получается, что власть ни обвинить человека не смогла, ни уберечь от насилия. Мало того, пресса уже наверняка трубит о том, что Разбоева покалечили по заказу прокуратуры.
Теперь Олюнин. Кряжин что, на самом деле думает... что это Олюнин – убийца? Невероятно.
Но еще невероятнее то, что Миша-Федул каждым своим новым поступком это мнение Кряжина подтверждает. Он что, с ума сошел? Вечером – одна девица, утром – другая. Ему-то это зачем?!
С курткой индейских расцветок Кряжин разобрался быстро. Я даже не ожидал, что невероятные для моего понимания вещи можно устанавливать таким примитивным способом. Советник позвонил по «ноль-два», назвал пароль, который подсмотрел в дежурном помещении Тушинского РОВД, и попросил перечислить имущественные преступления за текущие сутки. Слушал минут семь, а потом выбрал из оглашенного ему списка один из телефонных номеров и позвонил.
Разговор происходил по телефону с громкоговорящей связью в кабинете одного из оперативников РОВД – советник экономил время, не желая пересказывать ту же информацию Сидельникову, поэтому я тоже слышал этот диалог.
– Здравствуйте. Это Театр авторских импровизаций?
– Да.
– Вас беспокоят из Генеральной прокуратуры, следователь Кряжин. Вы заявляли кражу сегодня утром?
После небольшого смущения (Генеральная заинтересовалась все-таки) некто с глубоким голосом сообщил следующее:
– Да, товарищ Коряжин. Наш завхоз, прибыв сегодня утром в семь часов утра, обнаружил сломанный замок на запасном выходе из служебного помещения. И сразу позвонил администратору...
– А я сейчас с кем разговариваю?
– Я худрук.
– Пардон?..
– Художественный руководитель театра. Кривощекин Казимир Модестович. Вот... А администратор позвонил уже мне. Живу я рядом, так что в половине восьмого был уже в театре. То, что я увидел, возмутило меня до глубины души. Варварское отношение к искусству людей, которым это искусство служит...