Встреча закончилась ничем, но я заметил, что казанские вели себя спокойно в ресторане, как хозяева. Да и пацаны из его бригады приставали к девушкам из варьете, давали указания халдеям. Все это мне не понравилось. Мы расстались.
Прошло некоторое время, и как-то на заправке я встретился с братвой Артура, спросил про него. Сказали, что он перебрался в Питер, имел там серьезные дела, но вскоре угодил в зону за вымогательство.
У Лени как-то резко изменилось настроение, он зашагал по кабинету. Видимо, с приезжими у него были серьезные проблемы.
– И все-таки, как ты сам думаешь, почему они стали приезжать в Москву?
– Мне кажется, они себя исчерпали в своих городах. Как бы там ни было, а провинциальные городки маленькие, у них нет тех возможностей, что в Москве. Это первое. Второе, у многих, с кем я встречался, возникли серьезные проблемы. Дело в том, что подрастала молодежь, а она постепенно вытесняла тех, у кого уже были какие-то прочные позиции. Вот и вынужденно уезжали в Москву в поисках счастья. Но в столице они никакой погоды не делали, в основном пытались найти своих земляков, которые занимались бизнесом, и предлагали им «крыши». Но постепенно зона их интересов стала расширяться, они начали выходить и на московских коммерсантов, пытались отнимать у московской братвы лакомые кусочки. В этом отношении отличилась группировка из Новокузнецка. Мы забили с ними стрелку, встретились на пустыре. Приезжаем. Смотрим: стоит, съежившись, какой-то хмырь, невысокого роста, плохо одет. Мы посмеялись над ним. А он говорит: «Ну что, псы поганые, перестреляю я вас всех!» И дал знак рукой. Тут же подъехала грязная «девятка», стекла тонированные опустились, и мы увидели, что оттуда торчат дула автоматов. Из-за кустов тоже вышли пацаны с автоматами. Мы сразу поняли, что имеем дело с беспредельщиками, отморозками, как мы их называли. Не лезть же под пули! Мы повернулись и ушли, матеря их.
Это была банда Лабоцкого, говорили, что ее всю повязали. Вот тогда, по-моему, когда в криминальный бизнес пришла братва из других городов, когда пришли звери [1] и чехи [2] , наши стрелки превратились в серьезные разборки. Вот тогда мы решали вопросы с помощью силы.
– Я понимаю, у них появились претензии на передел сфер влияния, а решить этот вопрос мирно не было возможности. Поэтому вы стали вооружаться? Как вам это удалось?
– Да, и старались вооружаться за счет клиентов, коммерсантов. Приходим к клиенту и говорим: «У тебя возникли проблемы, на тебя „наехала“ такая-то группировка. Давай деньги на войну». Коммерсант выкладывает деньги. Покупали стволы обычно у военных, со складов, или же ездили специально в Тулу. Там все можно купить. И стали возить с собой уже автоматы, пистолеты, гранаты. Чуть позже появились и взрывные устройства.
– У вас вроде и мода на оружие была?
Леня улыбнулся:
– Точняк. Была мода на стволы, были и заморочки с ними. Вначале по бедности в моду вошли «ПМ» – пистолет Макарова – и «ТТ», все китайского производства. Но потом, со временем, когда мы немножко разбогатели, стали покупать импортный товар. Молодые были и хотели посостязаться, у кого волына [3] круче. Например, мне тогда привезли «смит-и-вессон», пять тысяч долларов стоил. У многих серьезных авторитетов чем ствол круче и дороже, тем, значит, престижней. Я не раз слышал от братвы, как руоповцы, омоновцы подкладывают серьезному авторитету какой-нибудь наган 1913 года выпуска, а он им и говорит: «Что вы мне такую помойку подложили? Могли бы и пошикарней что-нибудь найти. Я с такой ерундой не езжу».
– Да, – согласно кивнул я, – было такое, когда опера по бедности подкладывали в основном всякое старье. Кстати, потом экспертиза не признавала их ни как боеприпасы, ни как боевое оружие.
– С ментами, с операми всякое, конечно, бывает, – сказал Леня. – Руоповцы, собровцы активно действуют. Они когда появились, то моментально братву вычислили, засняли. Привезут, скажем, к себе на Шаболовку, сфотографируют, пальчики прокатают, побеседуют, запишут в трубу [4] и отпустят – до следующего раза, то есть гуляй, парень, пока не попадешься. Много они нам проблем устроили. Но мы с пониманием относились к ним. Такая у них работа. Поэтому мы вели себя на задержании обычно вполне спокойно. Хотя, конечно, бывали случаи, когда, как говорится, бычарились. И тогда руоповцы и собровцы действовали жестко. Знаете, у нас среди братвы такой анекдот про них ходит. Собрались как-то два авторитета и вор в законе посидеть, поговорить за бутылочкой. Один авторитет спрашивает другого: «Какая твоя мечта?» Тот говорит: «Какая мечта? Хочу, чтобы коттедж был в ближнем Подмосковье, вилла за границей, „шестисотый“ „Мерседес“ и много-много девчонок». Первый говорит: «А я хочу два коттеджа в Подмосковье, две виллы в Испании, два „Мерседеса“ и девчонок в два раза больше». А вор в законе говорит: «Хочу, чтобы коттедж был в Подмосковье, чтобы было много-много в нем СОБРа, ОМОНа, РУОПа, чтобы автомат к уху прижали и спросили: „Это Садовая, 13?“ А я бы им отвечал: „Это Садовая, 14“.» Вот и анекдот я вам про нас рассказал…
Итак, криминал у истоков бизнеса или бизнес с криминальными корнями. В итоге – зарождение братвы, или, более официально, организованной преступности, с ее нравами, понятиями, влиянием в обществе и сферами влияния. Она в центре внимания президента, премьер-министра, министра внутренних дел, руководителей спецслужб и прочих граждан страны, и все с ней борются. Но парадокс в том, что в российском уголовном законодательстве такого понятия не существует.
Разумеется, специальные статьи УК РФ приближены к регулированию этого процесса. Статья 208 Уголовного кодекса говорит об организации незаконного вооруженного формирования или участии в нем; статья 210 – об организации преступного сообщества и участии в нем; наконец, статья 209 квалифицирует понятие «бандитизм», то есть создание устойчивой вооруженной группы (банды) в целях нападения на граждан или организации, а также руководство этой группой и участие в ней.
До середины 80-х годов государство отрицало существование организованной преступности и оповещало о ежегодном снижении уровня уголовной преступности. Население страны тем самым вводилось в заблуждение, а преступные формирования назывались бандами. Но в 80-х годах такое название практически устарело, да и сами представители группировок, повязанные друг с другом криминальными связями, никогда не называли себя бандитами. Общаясь с ними, я часто слышал, как они говорили о себе:
– Мы не бандиты.
– А кто же вы? – удивленно спрашивал я.
– Мы – структура. В конце концов – мафия. Но только не бандиты.