– Но разговор уже состоялся по телефону, – сказала Элейн. – Зачем еще заходить?
– Этого я не спросил. Подумал, что это что-то личное, о чем она хочет мне сказать с глазу на глаз.
– Она хочет тебя использовать. Вопрос только – как.
– Ты ведь ее даже не знаешь!
– Ладно, продолжай. Так что было? Официант принес меню, которое они отбросили в сторону, заказав еще спиртного.
– Вита приходит…
– У тебя там что – одна комната или двойной номер?
– Двойной, но спальня одна… Вита приходит и говорит, что к ней заходил Раджи, их бывший директор.
– Тот самый парень, – сказала Элейн, – про которого ты думаешь, что он нанял Джо Лаза, если это не был Ники? Я мысленно уточняю действующих лиц.
– Раджи приходит и говорит Вите, что в отношении Линды и ее ухода он не собирается предпринимать действий. Они выждут и посмотрят, получится ли у Линды с «Одессой». Вот если получится, тогда они зашевелятся, предъявят контракт.
– И потащат тебя в суд.
– Наверное, это он и имел в виду. Если не договорится. Раджи хочет, чтобы Вита не бросала Линду. Если у «Одессы» пойдут дела, надо постараться и ей войти в ансамбль, может быть, играть на клавишных или использовать голосовые возможности для бэк-вокала. Для Раджи важно, чтобы Вита была с ними и могла держать его в курсе всех дел группы: как проходят концерты, как принимает публика, сколько билетов продано. Раджи хочет за всем этим следить, чтобы потом подсчитать доход и потребовать свои двадцать пять процентов. Вита сказала ему, что группа никогда на это не пойдет – ведь у них трио, – а кроме того, она вообще не собирается этого делать.
– Если не собирается, – сказала Элейн, – зачем ей было рассказывать тебе?
– Чтобы я знал, что Раджи не примирился и строит планы. Мы поговорили. Я поинтересовался, чем она сейчас занимается. Ей, должно быть, под сорок, но можно дать меньше. Целая шапка волос, а может, это накладка, не знаю. Важно, что Вита – баба тертая. Она – как бы это выразиться? – образцовая черная певица для бэк-вокала, там, где для бэк-вокала требуется черная певица, если понятно, о чем я говорю.
– Словом, она профессионалка.
– И притом заслуженная. Так я ей и сказал: «С вашим опытом знаете, чем вы могли бы заниматься? Могли бы стать гастрольным администратором „Одессы“, когда они раскрутятся и начнутся гастроли». Она подумала, что я спятил. «Вы что, хотите, чтобы я стала шпионить для Раджи?» – «Нет, не для Раджи, а для меня, – сказал я. – Мне вы будете докладывать о намерениях Раджи, а ему – что группа не делает сборов». Вита клюнула: «Ага!» Идея пришлась ей по душе. Она бы согласилась, вот только как на это посмотрит Линда? Сразу же после ухода Виты я позвонил Линде, и та сказала, что придумано здорово. Она бы даже включила Биту в группу, но думает, что Торопыга на это ни за что не пойдет.
– Он что, расист, этот Торопыга?
– Просто мусорный и вздорный тип. Пользуется любой возможностью возразить и поступить наперекор.
– Только чтобы вы не подумали, что он тряпка, – сказала Элейн. – Господи, как курить хочется!
– И росточка он небольшого, – продолжал Чили, – знаете этот тип жилистого латиноса? Я тоже не возражал бы против хорошей сигары. Да, жаль, тебя не было в зале «Марихуаны» вчера. Мы курили возле клуба перед выступлением «Одессы», и тут как раз подъехали эти русские.
Перед крашенным в черный цвет фасадом клуба были выставлены садовые скамейки для курильщиков, но они толпились, куря стоя, беседуя и наблюдая прохожих и машины, мелькавшие в огнях Сансет-бульвар. Они, то есть Чили, Линда, Торопыга и горстка других, тоже вышедших покурить. Над ними и над навесом, протянувшимся от дверей к тротуару, висел белый квадрат афиши со словом «Одесса». Одно слово большими буквами.
Если кто-нибудь подходил к двери и пытался ее открыть, тот или иной из курильщиков объяснял ему, что вход за углом, со стороны Лэрраби. Или же в двери, загораживая ее своей тушей, появлялся клубный вышибала и говорил ему это же. Вышибалы были с телефонами на голове, чтобы переговариваться друг с другом. Курильщикам, когда те, накурившись, хотели войти вовнутрь, дверь они открывали.
Линда вошла вовнутрь первой. Она казалась рассеянной и сосредоточенной в ожидании выступления. В конце концов она сказала:
– Ну, увидимся, – и бросила сигарету. Чили остался в обществе Торопыги, ударника в безрукавке, с банданой на голове и в кожаных нарукавниках. Уход Линды был кстати. Чили надо было кое-что спросить у Торопыги.
– Помнишь, ты рассказывал о девушке в автобусе, у нее еще младенец был?
– Ну? – насторожился Торопыга. – И что?
– Занятная история, – сказал Чили. – Интересно, что было потом?
– К чему ты клонишь? Думаешь, не отвел ли я ее в отель?
Господи, что за невозможный тип!
– Помнится, ты говорил, что ее из дома выгнали.
– Да, из-за цветного ребенка. Она сказала, что ее трахнул военнослужащий из Форт-Блисса. Она призналась ему, что беременна, а он ей: «Какая неудача! Меня как раз переводят в другое место».
– Ты познакомился с ней на пути в Эль-Пасо?
– Да, она туда направлялась парня этого разыскивать. Видишь ли, она считала, что он ей наврал, а сам никуда не уезжает.
– Говоришь, она хотела брать уроки пения?
– Да, пения, а еще привести себя в порядок, грудки подкачать и участвовать в конкурсе «Мисс Америка». Чтобы парень, который ее трахнул, увидел ее по телевизору, устыдился, что так подло ее бросил, и вернулся бы к ней. Мечтать, конечно, не вредно, согласен? Господи, да ее к конкурсу «Мисс Америка» близко не подпустят, и писклявый голосок не поможет!
Торопыга перевел взгляд туда, где перед клубом появился автомобиль, туда, где кончался навес и разгружались грузовики, но говорить он все говорил – объяснял, что ей он, конечно, ничего такого не сказал, не хотел обижать девушку, пусть и дуру.
Чили, слушая Торопыгу, все время чувствовал присутствие рядом этой машины, чьи фары ярко светились, бликуя на темном металле, но глаз на нее не поднимал. До тех пор, пока не услышал громкое:
– «Одесса». Что это?
Сказано это было с акцентом, заставившим Чили поднять глаза на машину – черный седан с четырьмя дверцами, марки «лексус», как и та, в которую сел Роман Булкин на аллее напротив своего фотоателье. Переднее окошко рядом с водительским местом было открыто, и в нем виднелся здоровенный блондин. Сзади, казалось, сидит лишь один пассажир, но было темно, не разглядеть, лысый он или в парике. Здоровенный блондин вылез – настоящий бычара в узком костюме, едва не лопавшемся на нем, и спортивной рубашке расцветки «вырви глаз», из тех, глядя на которые в магазине думаешь: «Неужели это кто-нибудь покупает?» Парень этот напомнил Чили Стива Мартина в комической роли «бешеного кретина» в «Субботним вечером». Он шел прямо к ним, в то время как Торопыга все плел свое – дескать, от девушки этой так воняло, что, сидя рядом с ней, он вынужден был дышать ртом, а не носом. Русский, встав напротив Чили, взглянул на афишу.