– Брось, Чил. Я в дела Раджи вообще не встреваю. Уж поверь мне.
– Единственное, чего я боюсь, – сказал Чили, – это то, что копы арестуют тебя для дачи показаний. Начнут допрашивать, тратить твое время.
– Ты же не упоминал меня им, не упоминал, да?
– В целом, нет.
– Что значит «в целом»? – вскричал, брызгая слюной, Ник.
– Я хочу сказать, что вообще не называл пока никаких имен. Но ты ведь знаешь этих копов, как они умеют пристать, как не оставляют в покое, пока не выведают. Пока я держусь и стараюсь ничего им не говорить. Я вовсе не хочу, чтобы они тебя арестовали, теперь, когда тебе предстоит такая работа. Но я вот все думаю: что, если тебя задержат, начнут допрашивать?…
– Я тут ни при чем, Чил! Правда, богом клянусь!
– Ты меня слушай, – сказал Чили. – Я что хочу сказать: если тебя арестуют и ты не сможешь проталкивать Линдин диск, я потеряю целых двадцать пять тысяч, ведь так? И я подумал: почему бы не заплатить тебе гонорар в рассрочку, пока я не уверюсь, что подозрения с тебя сняты? – Из внутреннего кармана пальто Чили вытащил чек и положил его на стол перед Ники. – Вот пять «косых» в качестве первого взноса. Как тебе такая идея. Ник? А может, ты предпочитаешь всю сумму сразу, а нам волноваться о том, что будет, если ты окажешься в тюрьме?
Чили глядел, как он думает, нахмурившись, соображает.
– Господи, что это, ты мне угрожаешь? Бери пять «косых», или тебя ждут неприятности?
– Понимай как хочешь, – сказал Чили.
Перед ним было две возможности. Войти и застрелить подонка или же, войдя, выведать, что здесь делал Чили Палмер, после чего застрелить. И выйти. Да, узнать, что затевается, а потом сделать это. Он дотронулся до «беретты» под пиджаком – пистолет давил ему на живот, но чувствовать это было приятно, – и вошел в кабинет.
Ник сидел за столом, сняв с головы телефон. Он сказал:
– Видел его? Чили Палмера? Сейчас только что вышел от меня?
– Правда? А что ему надо?
– Меня делают промоутером Линды. Хью Гордон это устроил, и Чили пришел на переговоры.
Вот все и разъяснилось. Но взгляд Ника – напряженный, странный взгляд, словно что-то было у него на уме, – заставил Раджи забеспокоиться. Происходило что-то для него непонятное, и это выбило его из колеи, сбило с ритма, и ему расхотелось выстрелить и выйти. Он видел лежавший на столе чек, но цифр на нем различить не мог.
– Собираешься ее диском торгануть, да?
– Да, они хотят выжать из нее все, что можно. Сказав это, он словно расслабился, успокоился. Голосом уже менее сдавленным он сказал:
– Помнишь, я говорил, что Чили знает людей и имеет связи? Что мы можем сидеть сложа руки и выжидать. Что ж, вышло так, что они наняли меня. Обратились ко мне, потому что они знают: я сумею это сделать.
Да, теперь он говорит свободно, раскованно. К нему вернулась эта его болтливая дурацкая самоуверенность.
– Веришь, что сможешь сделать хитом ее запись?
– Если это вообще возможно. Тебе повезло, Раджи.
– Чем это?
– Я заработал для тебя деньги. Как только диск пойдет, ты отправишься на фирму за денежками. Они твои целиком и полностью. Я и в качестве промоутера заработаю достаточно. Ты отправишься туда и будешь говорить с одним только Хью Гордоном. Он вершит все дело на «БНБ», его вдова Томми назначила.
– Иными словами, – сказал Раджи, – причины дожидаться успехов Чили Палмера у нас теперь нет?
– К черту Палмера, – сказал Ник. – У тебя есть я.
Лимузин ждал, стоя напротив. Раджи сел, и Элиот тут же тронул, сорвавшись, как со старта.
– Полегче, дружище. Сбавь скорость.
– Ну что, сделали?
– Был готов. Вошел молча, не говоря ни слова. Но знаешь, кто тут появился?
– Чили Палмер, – сказал Элиот. – Я его видел, но ничего не сказал ему. Я ждал, что вы вот-вот выбежите. Чем же Чили мог вам помешать?
– Он перевернул все мои планы и обратил все против меня. Нанял Ника раскручивать Линду. Понимаешь, что это значит?
– Новые разговоры по телефону.
– Это значит, что он станет продавать ее диск.
– Ну и?…
– А менеджмент передает мне.
– Ну и?…
– Стало быть, Ники мне нужен. А вот кто мне совсем лишний, – это Чили Палмер. Я хочу сказать, что тебе следует его убрать.
– Чего ради?
– Ради моего спокойствия.
– Глупее не придумаешь.
– Это тебе так кажется, олух толстомясый, педрила самоанский! Видишь ли, Элиот, как гомосексуалист ты не способен понять, что может чувствовать мужчина. Я имею в виду настоящего мужчину, а не такого, который мужчина лишь с виду.
– Что этот Чили вам такого сделал?
– Он мне нагадил, дружище. Выкрал талантливую солистку, отнял группу!
Голос его гулко отдавался в салоне машины, ползшей с закрытыми окошками в потоке транспорта, где уже зажигались фары, мимо загоравшихся вывесок. Элиот думал о том, что привык к замашкам Раджи, но, услышав приказание убрать того, кто не должен был умирать, невольно вынужден был покрепче ухватиться за руль. Элиот сказал:
– Если вы заработаете на Линде, то почему вы говорите о краже? Вы же остаетесь ее администратором.
– И все-таки он мне нагадил, и это ничего не меняет и не решает! – Голос Раджи раздраженно звенел. Потом, успокоившись, Раджи сказал: – Тебе этого не понять, потому что ты гомосексуалист и, значит, сам себя не уважаешь! – И продолжал, как бы втолковывая ребенку: – Вот ты замечал, что я, не в пример тебе, терпеть не могу, когда мне лапшу на уши вешают? Держу пари, что ты все еще ждешь, что тебя вызовут на кинопробу.
– Я сыграл им в студии кусок, и они сказали: «Хорошо». Им понравилось!
– Кому это?
– Чили и самой главной там женщине, Элейн. Они дали мне из «Поймать Лео» кусок сыграть.
– Они позвонили тебе?
– Я сам прошел в кабинет к этой женщине.
– Но позвонить они тебе не позвонили, хотя и обещали, правда же? Как же ты проник туда? Прорвался через охранников? Влез в окно?
– Мне назначили пробу на этой неделе.
– Да? На какой день назначили?
– Сказали, что известят.
– Позвонят, да?
Элиот вцепился в баранку и промолчал. Если он не ответит ни слова, может быть, Раджи заткнется. Минуту-другую в машине царила тишина. Элиот хотел было включить радио, но решил, что тишина лучше. Они ехали по Уилшир в потоке машин и достигли уже того места, где по обеим сторонам ввысь тянутся небоскребы, огромные, нарядные кондоминиумы.