Линн нехотя поднялась из кресла. Она выглядела совсем девчонкой — без всякой косметики, с ненакрашенными ресницами, в шортах и просторном батнике.
Билл Хилл всегда оказывал Линн знаки внимания. Она ему нравилась. После того как он узнал о ее разводе и переезде в Детройт, подумывал было о близких отношениях с ней, но, когда представлял, как это все произойдет, понимал, что будет выглядеть комично, учитывая двадцать лет разницы между ними. Они остались друзьями, делились сокровенным и были как родственники.
Поздно вечером во вторник она явно была не в себе, когда выбежала из центра, запрыгнула в автомобиль, торопливо бросив:
— Боже, ты в это не поверишь!
Она молчала, пока они не выехали на автостраду, ведущую на север от Детройта.
Он следил за дорогой и не задавал вопросов, стараясь представить себе то, о чем она рассказывала, и в конце концов съязвил:
— Но гвоздей-то в нем не было?
— Перестань! У него были раны, словно от вбитых гвоздей, и порез в боку, будто его пронзили копьем.
— Иисус из Детройта… — ухмыльнулся он.
— Да, Иисус! Представь себе… Стоял точно в такой же позе, как Иисус на распятии. Если бы у Ювеналия была борода…
— Что он сказал? — прервал ее Билл.
— Ничего. Только смотрел на меня.
— Но если у него были раны, наверное, ему было больно?
— Не думаю. Он выглядел опечаленным и каким-то скорбным, но он был совершенно спокоен.
— Смотрел на тебя и молчал, да?
— Он окликнул меня, когда я выбежала из спальни. Боже, зачем я сделала это?
— Я могу это понять, — сказал Билл Хилл.
— Убегая, я услышала, как он крикнул: «Линн!»
— Думаешь, он ждал от тебя помощи?
— А чем бы я могла ему помочь? Наклеить на раны бактерицидный пластырь, что ли? Нет, ты подумай! У него были те же самые раны, что у Христа на распятии… Не сам же он нанес себе эти раны! — Линн задумалась. — Считаешь, он хотел, чтобы я ему помогла? О господи! А я убежала, повернулась и убежала, будто дуреха…
— Не переживай! Он должен был знать, что́ ему делать, подобное случалось с ним раньше.
— Но почему он позволил мне увидеть его раны?
— Наверно, решил, что раз многие знают об этом, то одним больше, одним меньше — не имеет никакого значения. Помнишь, я говорил тебе, что у меня возникло ощущение, будто его прячут? Беседуют дружелюбно, участливо, только ни слова лишнего, будто чего-то утаивают. Если кто-то хочет оставаться анонимом, его пожелание исполняют, не так ли?
— Но больные, то есть алкоголики, не остаются же они там вечно! Выйдут и непременно проболтаются.
— Я имею в виду персонал. Не могу поверить, что отец Квинн ничего не знает. Скажи, а ты обратила внимание на руки Ювеналия? Я имею в виду, когда разговаривала с ним до этого?
— Ничего особенного я не заметила. А ты полагаешь, у него должны быть шрамы?
— Думаю, да. Если рана открытая, после заживления всегда остается шрам. Разве не так?
— Так-то оно так, да не совсем. Дело в том, что это чудо…
— А кто сказал, что это — чудо? — прервал ее Билл.
— А разве нет? — вскинула брови Линн. — Разве не чудо — факт прозрения Вирджинии? Скажи, пожалуйста, слышал ли ты когда-либо о подобных явлениях?
— Да, слышал, но никакой специальной литературы по данному вопросу не читал и не знаю никого из ныне живущих, у кого бы подобное происходило. Я полагал, что это случалось лишь со святыми, в давние времена.
— У Иисуса Христа и у святых, да?
— Не у всех святых, а лишь у некоторых, — уточнил Билл.
Линн вернулась на балкон и снова опустилась в плетеное кресло.
— Ой, спасибо, выпью с удовольствием, — сказала она, когда Билл Хилл налил в бокал вина, а себе приготовил коктейль из водки и лимонного сока.
Он сидел в кресле, скрестив ноги в белых мокасинах. На нем были отутюженные желтые слаксы, свободная рубашка из ткани, напоминавшей обои с голубыми цветочками. Три пуговицы у ворота были расстегнуты. Была видна золотая цепочка и медальон с надписью «Слава Тебе, Господи», который много лет назад, задолго до того, как стали модными украшения для мужчин, подарила ему Барбара, его бывшая жена. Ему нравилось чувствовать на груди медальон, а иногда он любил вытащить его и подержать на ладони некоторое время. Может быть, для самоуспокоения, хотя Билл Хилл обычно не анализировал свои ощущения, отражающие всякого рода реальность. Он верил в Бога, был убежден в существовании триединого божества: Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого, но богомольным не был. Так было до того, как он приобщился к единоверческой церкви, не принимавшей никаких нововведений и церковных реформ.
Спустя какое-то время он надумал организовать религиозно-просветительское предприятие: за короткий срок возвели самое высокое в мире иллюминированное распятие, ста семнадцати футов высотой, и часовню. Открыли кафетерий для паломников, сувенирную лавку, где продавали освященные сладости, работающие от батарейки десятидюймовые копии распятия, футболки с эмблемой единоверческой церкви. Официантками работали цветущие юные создания, направленные сюда из студенческого городка Флоридского университета, что в Гейневилле. Когда раздавалась церковная музыка, появлялась очаровательная регентша Линн Мэри Фолкнер из Майами-Бич, пять раз участвовавшая в парадах на футбольном стадионе «Апельсиновая чаша» в городе Майами. Она всегда шла впереди и мастерски подбрасывала дирижерскую палочку. А потом появлялся Бобби Форши. Он взбирался обычно на кафедру в рваных джинсах и безрукавке из искусственного меха под волка и изрекал: «Я живу, как вам известно, в лесу. Общаюсь с нашими меньшими братьями и Иисусом Христом. Во время последней нашей беседы он мне вот что сказал…» После этих слов Бобби Форши обычно читал проповедь, а затем приглашал больных и увечных подняться к нему. И те ковыляли к нему, на костылях, с повязками и верой в сердце. Бобби Форши возлагал на них руки, повторяя, что он исполняет волю Всевышнего. Кое-кого Бобби исцелил…
Барбара, бывшая жена Билла Хилла, убежденная баптистка из Нашвилла, называла все это единоверческое действо «посмешищем в глазах Господа». «Вы называете себя новыми христианами, — говорила Барбара, — и призываете паломников соблюдать десять заповедей, якобы обретенных в лесу отступником и еретиком, который будто бы умеет исцелять…» — «Важен конечный результат, — возражал ей Билл Хилл. — То, как себя после этого чувствуют люди». — «А ты знаешь, что обо всем этом думает Господь?» — «Тебе он, наверное, сказал, но мне еще не сообщил», — ответил Билл Хилл.
Барбара ушла от него, взяв с собой Билла-младшего, в конце концов оформила развод, вышла замуж за поставщика фруктов и перебралась в город Стюарт, штат Флорида.
Билл Хилл задумался. Билл-младший сейчас уже подросток, летом он приезжает повидаться с отцом, недавно они провели вместе целый месяц. А что касается религиозного бизнеса, скажем так, тут надо действовать решительно и энергично. У Ювеналия дар исцелять людей. Следует приспособить этот дар для получения финансовой выгоды. Линн вряд ли согласится помогать ему. Наверняка скажет, что Ювеналий не тот, кого можно использовать в религиозном шоу, и, мол, вообще его дар — не товар. Надо будет ей рассказать про президента Никсона. Ушлый мужик! Когда республиканец Никсон переизбирался на второй срок, ломовые баксы прокручивались! В Уотергейте, комплексе гостиничных и офисных помещений в Вашингтоне, где размещались демократы, установили подслушивающие устройства, короче, республиканцы пустились во все тяжкие, не церемонились. Миллионные подкупы, угрозы, лжесвидетельства — все это было потом, когда разразился Уотергейтский скандал. Президент Никсон блефанул, передав в руки расследователей «отредактированные» магнитофонные записи, а дотошные журналюги из «Вашингтон пост» дожали дело, которое начали, и Никсон был вынужден предоставить конгрессу подлинные магнитные пленки с записью разговоров в Овальном кабинете, из которых стало ясным его личное участие в этом деле. И понеслось!.. 9 августа 1974 года под угрозой импичмента Никсон был вынужден уйти в отставку — первый случай в истории США. Демократия… Ха-ха-ха! Пока баксы решают все, ни о какой демократии говорить не приходится. Короче, кто смел, тот и съел! Деньги не пахнут к тому же… А Никсон, между прочим, не растерялся, когда спустя два месяца Джералд Форд, сменивший его на посту президента, издал указ о «полном, безусловном и абсолютном прощении его вины», правда, адвокатскую практику запретили… Подумаешь!.. Никсон занялся сочинением мемуаров, интервью всякие давал. Дэвид Фрост — акула пера — за одно такое интервью что-то около шести миллионов ему отстегнул. Н-да!..