— Послушайте, вы же меня знаете. Я исправно плачу.
— А что если с вами, не дай бог, что-нибудь случится до того, как вы успеете заплатить мне...
— Ничего со мной не произойдет. Я самый обыкновенный человек, живущий самой обыкновенной жизнью.
— А вдруг вас застрелят? Бьюмонта-то убили...
Орделл покачал головой.
— Деньги у меня есть. Я ими не нуждаюсь. Тысяча долларов — это же ничто.
— Да, тут вы совершенно правы. Это ничто, до тех пор, пока вы не положите их вот сюда, ко мне на стол.
— Послушайте, — заговорил Орделл, подаваясь вперед, опершись при этом руками о стол и в упор глядя в глаза Максу. — Эту интеллегентную женщину упекли за решетку и теперь она находится в Форте, тюрьме в обществе тех сучек, которых там содержат вместе с ней. Джеки провела под одной крышей с ними пока всего лишь одну ночь, а сегодня днем у неё состоялась первоначальная явка — все происходило в суде, что недалеко от тюрьмы «Ган-Клаб», я уверен вы знаете, где это. Она сидела, понурившись, опустив голову и глядя в пол. Меня она не видела — я оставался в задних рядах. Короче, вид у неё был неважный. Еще несколько дней, проведенных в тюрьме, могут просто-напросто убить её.
— Если её утонченная натура не может вынести предварительного заключения, — Макс тоже не отвел взгляда, — то как она собирается отсиживать положенный срок?
Орделл ещё какое-то время продолжал в упор разглядывать его. Он оторвал от стола одну руку, и сунув её за растегнутый ворот шелковой рубашки, подцепил большим пальцем и вытащил наружу висевшую у него на шее массивную золотую цепочку.
— Вот за это я заплатил две с половиной тысячи.
— Я не ношу украшений, — отказался Макс.
Тогда Орделл выпустил из руки цепочку и сунул Максу под нос руку с часами.
— Настоящий «Ролекс». Взгляните сами. Это на все пять штук потянет, запросто. Ну давайте же, выпишьте это чертово поручительство.
— У меня здесь не ломбард, — сказал Макс. — Можете пойти и загнать свои часы кому-нибудь, если вам так не терпится, а потом вернуться сюда с тысячей баксов. Это мое последнее слово.
— Да вы только посмотрите, — продолжал уговаривать Орделл, поворачивая руку, отчего золото часов поблескивало при свете ламп. — Ну, разве не прелесть?
Макс разговаривал с Зорро, сидя в гостиной, обставленной хоть и старомодной и видавшей виды, но все же не утратившей своей добростности мебелью из дуба, рядом с которой запросто соседствовали легкие пластиковые стулья, какие обычно принято ставить в летних кафе; по стенам были развешаны вставленные в рамки картины на библейские темы и мечи. В руках у обоих были стаканы с выпивкой — ром с пепси-колой. Зорро сидел в кресле, свободной рукой то и дело прикладывая к лицу завернутые в кухонное полотенце кубики льда. Женщины были в кухне. Макс слышал, как их испанская речь сливалась с говорившими по-английски голосами, доносившимися из телевизора. В гостиной стояли также четыре радиоприемника; но включенным на этот раз оказалось лишь радио на кухне. «Это очень освежает. Как раз то, что надо,» — вслух сказал Макс, поднимая свой бокал, а сам между делом поглядывая на шпаги тореро в кожанных ножнах, скрещенные под картиной с «Пресвятым Сердцем Иисуса». Рядом были развешаны и другие, самые разннобразные сабли и кинжалы, среди которых имелись даже турецкий ятаган и абордажная сабля, а также несколько картин, изображавших Пресвятую Деву, Святого Йозефа и других святых, в одном из которых Макс узнал Святого Себастиана, — юношу, пронзенного стрелами.
— Если мы поедем сейчас, — втолковывал Макс Зорро, — то к ужину ты как раз успеешь вернуться. А обедать они часов в пять садятся? Если хочешь, можешь поесть вместе с ними. А я подожду тебя в машине, и дам тебе ещё времени побыть с семьей.
— Тебе этого придурка надо в три шеи гнать, — сказал Зорро, в очередной раз прикладывая к губам полотенце со льдом. — Ты только посмотри, что он со мной сделал.
Макс согласно кивнул.
— Я и сам уже думал об этом. Просто не знаю, что на него нашло.
— Он у тебя полоумный.
Макс снова кивнул, уже в который раз всерьез задумываясь, о том, чтобы на самом деле отделаться от Луиса.
— Послушай, завтра утром я поговорю с Карен. Она в общем-то ничего себе, нормальная; а на тебя взъелась из-за твоего же вранья. Когда ты сказал, что тебе надо на матушкины похороны.
Зорро ненадолго отнял от лица полотенце со льдом, чтобы можно было кивнуть, а Макс разглядывал его наредкость густые, черные волосы — о, боже, почему некоторым ты даешь больше, чем им надо?
— Да, я уехал. Чтобы перевезти сюда свою мать и сестер.
— Но ты не спросил разрешения. Ты подорвал доверие к себе. Если бы ты попросил с самого начала, Карен наверняка разрешила бы. Вообще-то я ни минуты не сомневаюсь в том, что она разрешила бы.
— Я знаю, — сказал Зорро. — Поэтому я и уехал.
— Но ведь после ты все же сказал ей, что был дома.
— Конечно. Потому что до этого я не отпрашивался у нее.
Возможно, это просто языковая проблема. Макс решил перевести разговор в другое русло, а поэтому он сказал:
— Кстати, если Карен изъявит желание оставить тебя на воле, судья может с этим согласиться. Но только для того, чтобы это произошло, ты обязательно должен появиться на слушании. — Макс попивал свой ром, удобно расположившись в пластиковом кресле. — А каково было изначальное обвинение?
— Кража из жилища, — ответил Зорро. — Я сначала получил срок, а потом был условно освобожден на поруки.
— И сколько ты уже успел отсидеть? Месяца три?
— Немного побольше.
— Тебе повезло, ты хоть сам об этом знаешь? А сколько краж за тобой?
— Точно не знаю. — Он взглянул в сторону кухни. — Может быть около двухсот.
— Я думаю, ты просто устал, — сказал Макс. Он оглянулся и увидел мать Зорро, стоявшую на пороге двери, ведущей из гостиной в кухню; это была невысокая, очень полная женщина в переднике. Наверное, лет ей было не больше, чем ему самому, но выглядела она значительно старше, чем он. — Вкусно пахнет. Что бы вы там ни приготовили, но пахнет вкусно, — сказал он, обращаясь к ней.
* * *
Они ехали на запад, туда, где небо было уже залито багрянцем заката, направляясь по Саутерн-Бульвар к тюрьме «Ган-Клаб». Незадолго до этого Макс съел большую тарелку asopao de pollo — курица, приготовленная с соленой свининой и ветчиной, варится в остром томатном соусе вместе с горохом, луком, красным стручковым перцем и подается к рису. Возможно с кухонным тесаком в руках мать Зорро и была похожа на ведьму, но только готовила она как святая. Ну ничего. С завтрашнего дня он дает себе слово сесть на диету и сбросить десяток фунтов. От пива на какое-то время придется отказаться. Он взглянул на Зорро, сидевшего рядом с ним на переднем сидении.