— Это все оттого, что он любезен с тобой?
— По-моему, пытается вывернуть все так, чтобы я сама ему подкинула бы такую идейку.
— И что, с его стороны уже были соответствующие намеки?
— Вообще-то нет.
— Тогда почему ты думаешь, что он станет так делать?
— В свое время у меня был знакомый из полицейских, который занимался наркотиками, — ответила Джеки. — Так он рассказывал мне, что после рейда «изъятое все равно никогда целиком не доходит до конторы». Это его слова.
— А ты, оказывается, водишь дружбу с интересными людьми, — заметил Макс.
— И я склонна верить ему, потому что затем он и сам попал под подозрение и был вынужден уйти оттуда.
— А что, Николет тоже рассказывал тебе подобные истории?
Она замотала головой.
— Он старается действовать хладнокровно.
— Ничего плохого в этом нет. В конце концов, он ещё молоденький мальчик, которому очень нравится быть полицейским. Возможно, он и способен на то, чтобы добиться осуждения, скажем так, несколько в обход установленного порядка — судя по тому, что мне приходилось слышать о нем — но я не могу себе представить, чтобы он позарился на эти деньги. В конце концов это вещественное доказательство.
— А ты сам, Макс? — вдруг спросила она. — Как бы ты сам поступил, если бы у тебя вдруг появилась такая возможность?
— Иными словами, если бы я оказался на месте Николета?
Она, дожно быть, изначально имела в виду именно это, но затем передумала и отрицательно покачала головой.
— Нет, разговор лично о тебе. А не о том, как бы ты поступил на чужом месте.
— Если бы у меня была возможность запросто скрыться с пластиковым пакетом, набитом деньгами: воспользовался бы я ею или нет?
— Допустим, что тебе даже известно, каким образом и откуда взялись эти деньги, — продолжала Джеки. — Ты прекрасно знаешь, что это вовсе не чьи-то кровные сбережения, и что разыскивать эту пропажу никто не станет.
Пристально глядит на него в упор, ожидая ответа.
Она была настроена вполне серьезно.
— Искушение было бы велико, — сказал Макс. — Особенно сейчас, когда я твердо решил бросить свой залогово-поручительский бизнес и отойти от дел.
Это заявление, несомненно, привело её в некоторое замешательство.
— Мне придется выполнить до конца свои обязательства по ныне действующим поручительствам, но вот оформлять новые я уже больше не буду.
Она откинулась на спинку скамьи.
— Отчего же?
— Я устал... К тому же последнее время у меня довольно скверные отношения со страховой компанией, от имени которой я работаю. И единственный способ избавиться от этого состояния — это выйти из дела.
— И когда ты на это решился?
— Это решение зрело давно. И вот наконец я все для себя решил — по-моему, это было в четверг.
— В тот самый день, когда ты забрал меня из тюрьмы.
— Вечером того дня, когда мне по службе пришлось навестить одного парня. Дожидаясь его, я сидел в темноте гостиной, в доме пахло сыростью...
— Но это было уже после того, как состоялось наше знакомство, — уточнила Джеки.
— Да... в общем-то, — согласился Макс после непродолжительной паузы. — Тогда ещё я подумал: «Что я здесь делаю?» Целых девятнадцать лет проторчать в этом дерьме. Я решил раз и навсегда порвать с этой деятельностью. И пока ещё работаю, подать на развод.
Она как будто вовсе не была удивлена подобному заявлению.
— Вот так вот вдруг, после двадцати семи лет совместной жизни?
— Когда оглядываешься на прожитые годы, — сказал Макс, — то сперва даже не верится, что прошло столько времени. Но стоит только взглянуть вперед, на то, что ещё только предстоит, и уже начинаешь задумываться: «Черт, если уж время летит так незаметно, то лучше будет что-то предпринять».
— А Рене ты уже сказал?
— Я поэтому и пришел сюда.
Джеки бросила взгляд в ту сторону, где сидела Рене.
— Она собирается уходить.
— Ничего, ещё успеется, — ответил Макс. Он видел, как Рене, стоя столика в своем длинном, почти до пола, платье темно-голубого цвета, обнажающем одно плечо, взяла свою сумочку и пакет с едой для своего мальчика на побегушках.
— Она хорошо выглядит, — вслух сказала Джеки. — Сколько ей лет?
— Пятьдесят три.
— Держится в форме.
— Это её главная забота, — ответил Макс.
— Самомнения ей тоже не отбавлять. Судя по походке, по тому, как она держит голову.
— Она уже ушла?
Джеки снова обернулась к нему и утвердительно кивнула.
— А ты что, боишься ее?
— По-моему, это нечто большее, чем страх. За все годы нашей с ней совместной жизни мне так и не удалось как следует узнать её. Мы почти не разговаривали. Ты наверное знаешь, каково бывает находиться рядом с человеком и постоянно придумывать, что бы такое сказать? — Джеки кивнула. — Вот и у нас было точно так же. Теперь же, дожив до пятидесяти трех лет, Рене занимается тем, что позирует голой для какого-то паршивого уборщика-кубинца, который рисует её бегающей по тростниковым плантациям, а затем она продает его шедевры по три с половиной тысячи за штуку. Так что она совсем не плохо устроилась.
— Так что же беспокоит тебя больше? — сказала Джеки, — То, что она позирует обнаженной или то, что она на этом неплохо зарабатывает?
— Меня беспокоит этот козел-рисовальщик, — ответил Макс. — Он меня просто-таки выводит из себя, но что из этого? Я вешу побольше его килограмм на двадцать, и поэтому если я набью ему морду, то это будет квалифицироваться как преднамеренное нападение с причинением тяжких телесных повреждений, за что полагается залог три тысячи долларов. Но все равно, знаешь, я рад за Рене. Наконец-то ей хоть в чем-то начало везти. И теперь мне уже не придется испытывать угрызения совести и мучиться, пытаясь понять её.
— Но и поддерживать её материально ты теперь тоже не обязан, — заметила Джеки.
— И это верно. Тем более, что она работает, а я безработный.
— Но тогда почему ты без особой радости говоришь об этом?
— Именно сейчас мне хорошо, и пока этого достаточно.
Джеки закурила ещё одну сигарету и лишь затем снова перевела взгляд на него.
— Но ты все же так и не ответил на мой вопрос.
— На который?
— Если бы тебе, новоиспеченому безработному, предоставилась бы возможность прикарманить больше полумиллиона долларов, ты пошел бы на это?
— Я сказал тебе, что соблазн был бы велик. — Она продолжала глядеть на него в упор. — К тому же это была всего-навсего шутка, и ты сама об этом прекрасно знаешь.