Забытые заживо | Страница: 32

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

И в этот момент позади Левши раздался хруст.

Он слишком хорошо помнил этот звук, чтобы отреагировать на него иначе. Судорожно зажав трость в руке, он вскочил на ноги.

Толпа перед ним мгновенно рассеялась.

– Пресвятая Богородица… – прошептал кто-то неподалеку от Макарова.

Сам Макаров почувствовал озноб.

На освещенном костром пространстве, в двадцати метрах от них со стороны джунглей, стоял Франческо. Его била мелкая дрожь, в одной руке он держал кейс, в другой крест. Он держал его, словно собирался святить дорогу перед собой. Было очевидно, что он поднял его не сейчас, давно…

Свет заменившей солнце луны был ли тому виной – но лицо итальянца было белым как молоко и прозрачным. Глаза не слушались Франческо – он хотел смотреть на людей, но не мог. Поэтому лихорадочно чертил взглядом фигуры, которые не имели ни начала, ни конца.

Наконец он сделал два неуверенных шага вперед и тихо сказал:

– Адриано…

Макаров подошел к нему и вынул из-за пояса его брюк пистолет.

– Адриано, – беспомощно повторил Франческо.

ГЛАВА XI

– Присмотрите за детьми и женщинами! – крикнул Макаров, обращаясь к человеку со шрамом, – черт, как его там, – наклоняясь и выхватывая из костра толстую, пылающую жаром палку.

Бросившись к костру, схватили импровизированные факелы доктор и малый в забавной широкополой шляпе.

– Они уже ушли… – прошептал Питер, поворачивая голову в сторону филиппинца.

И никто из людей не заметил, как филиппинец, крепко сомкнув челюсти и прищурив взгляд, вот уже несколько минут кряду смотрит на Питера.

Их взгляды встретились, и филиппинец что-то зашептал. И когда факелы ушедших в джунгли мужчин почти перестали быть видны, поднялся и приблизился к Питеру.

– Ты видишь это, да?

Не дождавшись ответа, он улыбнулся и сел на песок рядом с мальчиком.

– Ты видишь.

– Что он видит? – не выдержал Борис. – Зачем ты, дурак, привязался к ребенку? К тому же он не понимает тебя, он русский.

Они уже ушли? – не обращая внимания на человека со шрамом, спросил филиппинец Питера.

И лениво поднял голову, когда черное небо над островом прострелила золотым мазком комета.

– Отстань от ребенка!

– Пока есть свет, мы в безопасности, – и Питер Кивнул.

– Питер, скажи, почему погнулось кольцо?

Все, кто был на пляже, тотчас развернулись в сторону океана. Там продолжал сидеть на песке Левша, и плечо его горело тремя длинными, сочащимися кровью полосами.

– Он ударил ее, – ответил Питер.

– Но почему это так важно для нас?… – морщась от боли и пытаясь подняться, спросил Левша.

– Я… пока не знаю…

– Эй, что здесь происходит?! – рявкнул Борис, но тут же потерял к этому интерес, потому что лежащая на песке беременная красавица открыла глаза.

– Господи, кто-нибудь выкинул эту челюсть? – пробормотала она, хватаясь за руку склонившегося над нею ее опекуна.

– Ее больше нет, – успокоил ее Николай.

– И меня ничто больше не напугает?

– Ничто, – заверил он.

В джунглях раздался страшный человеческий крик. Он разорвал тишину леса, и сотни сонных попугаев, глухо вскрикивая и треща крыльями, взмыли над кронами деревьев.

Узнав голос, Левша осмотрелся. Франческо здесь не было.

Итальянец ушел вслед за Макаровым и доктором.

Небо над островом снова прочертила падающая звезда.

Это было настолько же красиво, насколько страшно. Очень щедрый и насыщенный мазок – словно вошедший в раж Ван Гог мазнул кистью по небу, истратив весь запас хрома номер один. Мазок лизнул джунгли, пронизывая их насквозь ярким, слепящим светом.

И снова наступила темнота.

– Кто-нибудь видел что-то… подобное? – послышался голос незадачливого мужа той, что стояла и завороженным взглядом смотрела в небо. Сунув руку в карман, Сергей вынул телефон. Набрал на нем номер и прижал к уху. Потом снова спрятал телефон в карман.

– Господи, когда закончится эта ночь… – сказала Дженни, выбирая из кучи наваленного хвороста несколько веток, чтобы бросить их в костер.

– Нет! – крикнул Питер, показывая ей рукой, чтобы она оставила эту затею.

Дженни вопросительно посмотрела на человека со шрамом – русского, – который смог бы объяснить поведение мальчика.

– Почему ты остановил ее? – спросил он, обращаясь к Питеру.

– Потому что дрова только в лесу.

– И что в этом необыкновенного? Дрова всегда были в лесу!

Никто не заметил, как к костру подошел филиппинец. По лицу его было сложно определить, собирается ЛИ он смеяться или плакать. Но он не собирался делать ни того, ни другого. Он подошел к Питеру и заглянул в его глаза.

– Последнюю ветку мы должны бросить в огонь за минуту до восхода солнца. Я думаю, именно это хотел сказать мальчик.

– С вами с ума сойдешь, – незадачливый муж плюнул на песок, сунул руки в карманы легких брюк и направился к воде.

Черный абрис джунглей прижимало к острову чуть более светлого оттенка небо. И когда в нижней части совершенно темной, неровной очертаниями стены показались три крошечных огонька, люди оживились и даже Борис, до этих пор находившийся в растерянности от происходящего, оживился и покачал головой.

Макаров шел впереди, за ним молодой человек в широкополой шляпе вел Франческо. Несмотря на полное бессилие, которым был пропитан каждый шаг итальянца, он не выпускал из рук кейса. Замыкал процессию доктор. Лицо Донована было перепачкано не то землей, не то копотью.

Добравшись до костра, все четверо как по команде устало опустились на песок.

– Что с Адриано? – спросила Дженни, и Левша, прищурившись и подсев к Макарову, вопросительно поднял брови.

– Франческо сейчас очень сложно, – всем показалось, что такое начало рассказа противоречит манере Макарова вести разговор. – Когда человек теряет близкого, с ним происходят странные вещи…

– Например, ему начинает казаться то, чего не существует в действительности? – подсказал Левша.

– Именно так. Именно так – и никак иначе.

– Я объясню, – прокашлявшись, Донован снял очки и протер их. Он снова надел очки, и в них тотчас заплясали языки костра, отчего глаза доктора стали похожи на танцплощадку для бесов. – Потеря близкого вводит человека в ступор. Шок может длиться сколько угодно долго. В организме срабатывает механизм, защищающий психику от потрясения. Со временем, когда ощущение утраты притупляется, ослабевают и защитные функции механизма. И когда они снимают блокаду насовсем, с человеком происходит нервный срыв. Вот почему перенесшим смерть близких проводят курсы психотерапии и медикаментозное лечение. Франческо был лишен и того и другого, и его потрясение было велико. В темноте он направился на могилу Адриано и при виде могильного холма пришел в отчаяние, чему мы стали свидетелями после его возвращения. – Замолчав, Донован снял шляпу и с размаху бросил ее на песок. – Нам следует… нам следует понять, люди… одну простую истину…