Майкл вынул из кармана дежурный блокнот с пришпиленной к нему авторучкой и, побеждая тряску, стал записывать...

– А откуда Тимур узнал об этом хрене?

– Ему знакомый вертухай из Управы цинканул. Он при Тимуре харчуется.

– Кто? Хрен?

– Не, вертухай. Отзвонился шефу и сказал, что Струге интересовался этим Востриковым.

– А зачем он ему отзванивался?

– Вертухай при делах. Ему Тимур задание дал после херни с Пастором. Видишь, выстрелило. Тимур мужик башковитый, знает, где концы искать...

Приттман почесал ручкой переносицу. Благодаря «воловатому» разговору и своим профессиональным навыкам он успевал записывать все дословно, но без переводчика эта работа превращалась в банальное стенографирование...

– Ну и что теперь Тимуру будем говорить? Он, в натуре, бошки открутит.

– Так и скажем – хату нашли, а Струге с Востриковым в ней не было. Про то, что он ушел из-под носа, – молчок. И про то, как хаты обзванивали – тоже. Не нашли, и все. Че мы, бля, виноваты, что ли?!

– А зачем Тимуру этот судья? Пристукнул бы его – и точка.

– Ты, Фора, делай, что тебе велят, а не рассуждай. Если бы твои мозги чего-нибудь стоили, то ты не зубы бы барыгам вырывал по распоряжению Тимура, а при нем консельери бы трудился.

– Кем?

– Консельери... Советником. Как в «Крестном отце». Слушай, Мурена, чего это от тебя, как от параши, несет?!

– В темноте, должно, в говно собачье наступил...

Поняв по движению своего тела в просторном багажнике, что автомобиль выполнил несколько поворотов и после этого сбросил скорость, Приттман догадался, что поездка окончена. Подтверждением этому стала фраза, которую журналист понял только по первому слову.

– Приехали. Снимайте штаны и сразу заходите к Тимуру задницей вперед. Он будет нас иметь одновременно.

«Господи... – пронеслось в похолодевшей голове журналиста, – куда меня привезли?»

Глава 16

Прежде чем действовать, нужно было первым делом убрать Вострикова подальше от посторонних взглядов. Туда, где его никто не сможет найти, и одновременно лишить его возможности передвигаться и передавать какую-либо информацию. Из всех вариантов, которые Антон перебрал, стоя у окна, оставался один – кладовая подвала Шкаликова. Уже утром, составив не самый приятный из всех неприятных разговоров со своим спасителем, Антон убедил его в необходимости того, чтобы Востриков некоторое время посидел, пристегнутый наручниками, в его кладовке.

– Ты уже спас мне жизнь, – вкрадывался, словно лиса, в душу Шкаликова Струге, – теперь ты отвечаешь за мою жизнь до конца своей жизни. Так принято.

– Кем принято? Принято – кем?! – вопрошал возмущенный Шкаликов. – Вы хоть знаете, Антон Павлович, что со мной случится, если кто-то из блатных прознает, что я тут с судьей якшаюсь? Они же не станут разбираться, кто за кого до какой поры отвечает! «Сукой» объявят – и все дела!

– Никто не узнает, если сам не проболтаешься, – настаивал Антон. – И потом, это всего на несколько дней. А продукты ему я куплю...

– Ой, только не надо из меня страдальца делать, я вас умоляю... – поморщился Шкаликов. – Продукты вы купите... Это я вам могу продуктов купить. Хрен с ним, пусть сидит. Буду считать, что собаку завел. Фантик, иди за мной.

Через пять минут хозяин роскошной квартиры поднялся из подвала.

– Там свет у меня есть, диванчик. Переморщится... А жратвы ему вечером снесу.

– А не убежит? – перепроверился Струге.

– Ну, если трубу или наручники перекусит, тогда... – Шкаликов прикурил сигарету и подошел к окну. – Тогда, конечно, убежит.

«Незаконное лишение свободы. Похищение человека, – констатировал Антон, спускаясь по лестнице. – Смягчающее обстоятельство – похититель действует из соображений спасения жизни похищенного. Разошлись по нулям».

До лесополосы он добрался достаточно быстро даже по меркам военного времени, заплатив частнику вдвое больше положенного. Испачкав в лужах позавчерашнего дождя брюки и ботинки, Антон выбрался на небольшую поляну. В другой ситуации вид его одежды просто взбесил бы чистоплотного педанта Струге, но сейчас, казалось, он даже не замечал грязи. После разгромленной квартиры и ночевок в малопригодных для представителя власти местах это выглядело безобидной мелочью. Гораздо серьезнее дело обстояло с обваленными под властью стихии и времени погребами. Для привыкшего к данному месту Вострикова объяснить, где находится погреб, – сущий пустяк. Какой дурак не сориентируется среди сотни-другой погребов?

Дураком оказался судья Струге. Он около двух часов потратил на поиски того самого, заветного погреба «между зеленым и тем, который с трубой, во втором ряду, справа от двух берез, одна из которых обломана ровно наполовину». Погребов было около двух сотен, половина из которых была разрушена, около тысячи берез, треть которых была спилена ровно наполовину, так как загораживала вид со спуска автомобильной трассы. Антон проверил около двух десятков ям, после чего присел на поваленное дерево и закурил. Верить в то, что Востриков его «кинул», как последнего лопуха, как-то не хотелось. Сделав две-три торопливые затяжки, он отбросил сигарету в сторону и вернулся к поискам. Последний раз он с таким остервенением искал отчлененную руку убитого мужчины, семь лет назад. Тогда жена покойника призналась, что убила суженого, заморозила на балконе, после чего без труда распилила, как дерево, пилой по металлу. По причине алкогольного опьянения она плохо запомнила в лесу те места, где покоился, по частям, ее муж. Когда же он был собран воедино, выяснилось, что не хватает руки. Тогда и наступил кризис мысли. Струге почти сутки раскапывал ямки, норки и подозрительные места. Нашел. Вот и сейчас, с упорством безумца, перепачкав в сырой глине и грязи всю одежду, он спускался в зловонные ямы и осматривал их содержимое.

На третьем часу поисков Антон спрыгнул в очередной погреб и сразу почувствовал, как замерло сердце. И только пульс в висках напоминал о том, что, кажется, он нашел то, что искал, – кусок рубероида, придавленный камнем...

Антон сжал угол покрытия и отдернул в сторону...

Увидев сумку, он улыбнулся. Один из концов ремня был обрезан ножом и завязан узлом на металлическом кольце. Струге вынул из кармана обрывок материи. Он полностью совпадал с местом обрыва.

Сумку открывать не хотелось. Он даже не знал, что воспримет с большей радостью – наличие денег или их отсутствие. Ведь если они здесь, и Пастор, и Тимур, и, как уже выяснилось и сомневаться в этом не приходилось, Земцов, будут правы. Деньги – воровской общак, на самом деле находятся у судьи, чье имя – Струге Антон Павлович.

Вид банковских упаковок не поразил его воображения. В его руках оказалась вещь, сумка с содержимым, которая ему не принадлежала. Из-за этой сумки он теперь и в последующем будет находиться под «стволами» тех, кто жаждет этих денег и его смерти.