И ничего нельзя было изменить. Гоша не мог войти в устье «Б» и очертить петлю, чтобы вернуться в ту минуту, когда увидел протянутую Макаровым руку.
Он прижался к лестнице всем телом. Если бы мог, он забрался бы за нее. И тогда расположенные в полуметре друг от друга куски арматуры заслонили бы его от удара. Но меж стеной шахты и лестницей он мог только просунуть руку.
Он вдавил живот в лестницу, убрал за нее руки и прижал голову меж прутьев к стенке, когда до мчащегося на него со скоростью болида куска железа оставалось не более тридцати метров…
* * *
Макаров смотрел на авианосец – их надежное укрытие на протяжении пяти дней…
Сначала послышался треск. Словно неподалеку от Макарова кто-то наступил на сухую ветку и сломал ее. Потом корабль дрогнул и на глазах покрылся паутиной трещин. И только после этого Макаров увидел вспышку… Трещины окрасились в ядовито-оранжевый цвет. Таившийся до поры свет пронизал небо над судном сполохами, застил слепящим заревом глаза, и по Острову прокатился гром. Несколько – пять или шесть – огненных шаров окутали корабль жирными, шевелящимися клубами, и Макаров услышал взрыв второй…
Авианосец раскололся надвое, в небо и в стороны от него полетели куски обшивки, обломки плит верхней палубы, и снова – взрыв.
Разорвавшаяся на нижней палубе торпеда заставила сработать детонаторы трех других. Третий взрыв, самый мощный, прогремел и слился с еще не окончившими свое разрушительное дело двумя первыми…
Макаров видел, как из авианосца, будто из чрева проглотившего гранату крокодила, вылетают ошметки его внутренностей – лестницы, рассыпающиеся в воздухе стены, раскалившиеся докрасна переборки, задвижки и обрывки стальных канатов и якорной цепи…
От Макарова оттянуло воздух, он даже качнулся вперед, ведомый чудовищным поцелуем…
От судна отделилась похожая размером на точку деталь и помчалась в его сторону как пуля. Через мгновение он рассмотрел предмет, летящий прямо в него. Он покрылся ледяным потом быстрее, чем предмет преодолел половину расстояния от корабля до него. Со свистом выдавив воздух, Макаров почти приплюснул свои легкие. Он бы расплющил все внутри себя, лишь бы успеть присесть.
Он повалился на спину, запрокидывая назад голову, когда над ним, сдирая с него рубашку, просвистел винт авианосца. Гигантский пропеллер весом в несколько тонн захватил его в закрученный поток воздуха и поволок за собой…
Макаров уже и не помнил, в каком направлении его забросил поток и где он находится… Закончив катиться по земле, он вскочил на ноги и почувствовал неладное. Словно жизнь умерла вокруг…
Еще мгновение и – пустота, щемящий под ложечкой вакуум внутри…
И вдруг – еще удар!
Взрывная волна снесла Макарова и подняла в воздух. В пыли, древесной трухе и кусках дерна он пролетел около тридцати метров и рухнул на землю. Еще некоторое время неукротимая сила волокла его по земле, в кровь сдирая ему пальцы, грудь и плечи. Макарову казалось, что его затягивает в какой-то огромный, размером с кратер вулкана, водоворот.
И вдруг все стихло…
Некоторое время он лежал, боясь шевельнуться. Раны на теле и ладонях горели, словно их облили кипятком.
Стеная и кряхтя, он поднялся и вслепую, сквозь пыльный туман, побрел назад, туда, где за холмом, за который он их уложил, притаились люди.
Долина была затянута пыльной взвесью. Он ничего не видел и с трудом различал свои пальцы, вытянув вперед руку. Споткнувшись, он упал, больно ударившись коленом. И, открыв глаза, увидел кроссовку сына.
– Питер! – позвал Макаров, хватая мальчика за ногу.
Но вместо ноги он почувствовал пустоту. Кроссовка послушно легла в его руку.
Ужас захлестнул Макарова. Вскочив на ноги, он не заметил, как из носа его, словно вода из водопроводного крана, течет кровь.
– Питер!
– Я здесь!
Разутый, мальчик выполз из пыли, сквозь которую до сих пор не мог проникнуть солнечный свет.
– Иди на голос, папа, здесь нечем дышать, я боюсь открывать глаза!
И Макаров увидел поднимающегося с земли Гламура. Качаясь, точно пьяный, и пытаясь найти равновесие, он узнал Макарова и похлопал себя ладонью по груди.
– Клянусь богом, так меня еще ни разу не вставляло…
Кашляя, Макаров двинулся дальше. Туда, где раздавались голоса детей.
– Макаров! – он узнал голос Дженни.
– Боже мой!.. – справа – Патрисия.
Люди голосили, как чайки вокруг траулера…
– Успокойтесь! – провозгласил Макаров. – Успокойтесь и не кричите!.. Это всего лишь взрыв. Только взрыв! Не ядерный, слава богу… – последние слова он договаривал уже шепотом.
Через полчаса пыль осела. И рядом с Макаровым на холме, за которым они лежали, стояли серые, словно выбравшиеся из завала, люди.
Долина была завалена обломками авианосца. Три сокрушительных взрыва раскидали их в радиусе полутора километров. До ближайшего из них можно было дойти за десять секунд. Пыль превратила изумрудную долину в унылый пейзаж запустения, очень похожий на тот, который режиссеры используют при съемках фильмов о битвах в далеких мирах или жизни после третьей мировой войны.
– Я должен рассмотреть это поближе, – сказал мужчина со шрамом и легким бегом спустился с холма…
Ветер качнул пальмы – прошелся по верхушкам пальметто фривольным вальсом, и долина шевельнулась… Песок поднялся в воздух и обнажил зелень.
– Пройдет несколько дней, и на этом месте будут лежать только обломки, – услышал Макаров.
К нему подошли Левша и Катя. Ее рука легла на плечо Макарова, и девушка добавила:
– И наши кости.
Макарову ее слова не показались преувеличением или чрезмерным отчаянием. Он, как и все, смотрел на авианосец. Точнее, на то, что от него осталось. Носовая часть корабля отсутствовала. Взрыв разметал плиты трамплина и бортовую обшивку, словно срезав нос ножом. Искалеченная корма завалилась назад и теперь лежала, демонстрируя небу дымящееся сизыми, местами черными клубами нутро. Вокруг вповалку, плашмя, вонзившись в землю, лежало и валялось все, что еще час назад было их надежным укрытием, все, из чего состояло судно.
– Мы живы, это главное.
Сказав это, Макаров повернулся к людям.
– Мы идем к водопаду.
С высоты самой высокой горы Острова они казались замершей, отбившейся от семьи стайкой муравьев. Стайкой, которая заползла на холм, чтобы осмотреться.
– Ему жарко, – вдруг пронеслось в полной тишине.
Все посмотрели на произнесшего это.
Питер сидел на земле, зашнуровывая кроссовку. Отец подошел и положил ему руку на голову.
– О чем ты?
– Гоше жарко. Очень.