Вопрос о Мандози – расслабляющий удар, после которого выплеск отрицательной энергии у Любомирова вызовет приток положительных эмоций. Банальный пример из курса психологии четвертого курса университета.
– И ты туда же? Дался вам этот Мандози с Ашкелоном... – Любомиров поморщился, как от зубной боли, и отодвинул в сторону тяжелое дело. – Я запросил местные отделения банков во всех этих городах. Действительно, из России указанными Оресьевым фигурантами осуществлялись крупные переводы, однако тамошняя прокуратура уверяет, что претензий ни к вкладчикам, ни к банкам не имеет.
– Ну, до этого недалеко, – вонзил Кряжин иглу еще глубже.
– Иван, там все чисто, понимаешь? Этим выдвиженцам от народа по партийным спискам лишь бы в контрразведку поиграть да прокуратуре нервы помотать. Как еще конкурентов можно лучше опустить, чем их через проверку в Генпрокуратуре прогнать? У этого Оресьева, между прочим, рыло тоже в пуху!... – прости меня, Господи...
– А что такое? – равнодушно поглядывая в окно, буркнул Кряжин.
– Эти ребята из Думы, которых он в финансировании террористов обвиняет, мне тоже бумажек наслали, будь здоров! Откуда, к примеру, у скромного блока «Отчизна», о существовании которого год назад еще никто не знал, такая мощная поддержка из Красноярска и Тернова? Я о финансовой поддержке говорю, Кряжин! У меня в сейфе штук пять видеокассет, где эти парни из «Отчизны»: Каргалин и этот...
– Рылин? – подсказал Кряжин.
– Да, Рылин. Так они на этих пленках на каком-то празднестве за городом вручают председателям избиркома ключи от машин, с ними же отдыхают на берегу Обского водохранилища, с ними же ходят по аэропорту Орли в Париже. Но, самое главное, Оресьевым уже направлен на рассмотрение вопрос проекта закона о пересмотре госпошлин на вывоз из страны строительных материалов. Объяснить, что производит Терновский цементный завод? И ты не знаешь, зачем лидерам блока «Отчизна» вручать ключи от автомашин очевидным статистам, каковыми по своей сути являются председатели избиркомов?
Кряжин знал. И пометил в том же блокноте невидимым карандашиком: «Тернов, ТЦЗ, избирком»...
– И в Госдуме, – продолжил Любомиров, – господами Каргалиным и Рылиным поднимаются вопросы, касающиеся не только руководителей Терновского цементного завода и терновских бонз по приватизации обанкротившихся предприятий. Выкуп за бесценок предприятий, не подлежащих, как это принято говорить, восстановлению. Ты скажи мне, недоумку, Кряжин, зачем кому-то два года назад понадобилось приватизировать полуразрушенный цементный завод в Тернове?
Слишком много восклицаний. На суровом лице Любомирова появилось такое жалкое выражение лица, что не ответить ему Иван Дмитриевич не смог, даже на такие откровенно риторические вопросы. Сказал, хотя знал точно, что, как бы ни старался Сергей Антонович изобразить недоумка, у него все равно не получится. Любомиров – профессионал. Он переживает, как это принято говорить, не по форме, а по содержанию.
– Сергей Антонович... – Кряжин сбросил шутливые обороты. Переход от шутки к пониманию всегда располагает к откровениям со стороны оппонента. – Мне кажется, ты понапрасну мечешь молнии и знаешь об этом лучше меня. Разве в Государственную думу идут не для того, чтобы лоббировать чьи-то интересы? В горсоветах ныне восседают бывшие лидеры оргпреступных группировок, продолжающие состоять на учете в местных антимафиозных ведомствах, водочные магнаты, местные коммерсанты, словом, политиков и юристов в этих органах самоуправления – десятые доли процента. Все об этом знают и уже давно подобным раскладом сил в мэриях не удивляются. Если бы депутатство не покрывало их пыльцой неприкосновенности и не давало возможности одним бизнес преступный легализовывать, а вторым и последующим, указанным мною, расширять свои интересы, разве в городских советах эти люди оказывались бы, затрачивая колоссальные средства и нервы? – Кряжин закурил еще одну сигарету и стал стряхивать пепел в бумажный кулечек (Любомиров не курил, и пепельницы от него было не дождаться).
Между тем Сергей Антонович продолжал качать головой.
– За место в городском совете иной кандидат готов выложить все свои средства, – заметил Кряжин. – Знает – дело окупится сторицей. За место в областном совете кандидат готов заложить всех своих родственников. А уж за кресло депутата Государственной думы иной малый готов умереть. Что, собственно, и происходит в последнее время все чаще. Понятно, что Оресьев прибыл в Москву не для того, чтобы бороться за законы, разъясняющие обществу главенствующие роли профессий врача, учителя, стариков и детей. Он занял кресло в здании на Охотном ряду именно для того, чтобы приватизировать покрытый известковой пылью застоя цементный завод в Тернове и защищать интересы местных бонз. Это, Сергей Антонович, и было условием его выдвижения на должность сопредседателя блока «Отчизна». За это ему, Сергей, и платят. В Думе – в виде заработной платы, в Тернове – в виде премиальных и процентов от сделки. Так что не мечи огненные копья, аки Зевс, Любомиров. Да ты и сам все это знаешь, только не знаешь, как ответ отписывать. Особенно в свете последних событий на улице Резниковской. Нервничаешь, потому что Оресьев помер, а ответы, которые ты должен был дать на его официальные запросы, в Думу так и не поступили.
Сейчас все будут показывать на тебя пальцем и говорить – смотрите, это тот самый Любомиров, который проманежил в прокуратуре запрос Оресьева, а того в это время «замочили». Вот так ты думаешь, Сергей Антонович, и должен тебе сообщить, что глубоко заблуждаешься. Хоть мне и не нравится это выражение – «глубоко заблуждаться». Заблудиться можно в лесу, и не глубоко, ибо в него заходят, а не погружаются. Тем не менее, брат Любомиров, глубоко, это факт. Думается мне, что смерть Оресьева никоим образом не зависит от его запроса. Я так предполагаю. И даже готов это доказать результатами расследования его убийства.
– Ты уверен? – раскрылся, на секунду растерявшись, Любомиров.
– А то, – Кряжин явно перекурил: в легких щипало, в кабинете висели слои тяжелого дыма. Хотелось пить, но графин Любомирова пустовал. – Но без услуг со стороны моего подзащитного (Иван Дмитриевич широко улыбнулся) мне в разрешении этого дела не обойтись. Вот ты, к примеру, побывал в Тернове. Что указывает на то, что Оресьев люб этому городу?
В начале мая 2004 года Любомиров, отрабатывая вопросы, поставленные перед ним депутатской группой, возглавляемой Оресьевым, побывал в городе на Терне. Для самого Оресьева и авторов запроса это показалось шагом прокуратуры навстречу тем, кто в их запросе и обвинялся. Тернов – внештатная вотчина Павла Федоровича, оплот финансирования и политической поддержки. И приезд следователя Генеральной прокуратуры, а именно – посещение тех учреждений, откуда указанный оплот набирал цемент для своего фундамента, расценивался не иначе, как ответный удар мафии по интересам блока «Отчизна».
– Мы направляли в Генеральную прокуратуру запрос, – говорил Павел Федорович журналистам у дверей с табличкой своей думской фракции, – который по своей сути является заявлением с ходатайством о привлечении указанных нами лиц к уголовной ответственности за серию терактов на Северном Кавказе. Вместо этого Генеральная прокуратура в лице старшего следователя по особо важным делам Любомирова отправилась в город Тернов, от которого я избирался в депутаты Государственной думы, и начала тотальный сбор информации о деятельности предприятий, чьи руководители поддерживают шаги блока «Отчизна» по установлению на территории России единого правового поля. Это не что иное, как ответный ход господ Пеструхина и Ежова, усиленный привлечением на свою сторону Генеральной прокуратуры. Не это ли есть следование тезису Президента о том, что пред Законом все равны, невзирая на чины и звания? Действия Генеральной прокуратуры мне напоминают поступок инспектора ДПС, который при совершении ДТП ориентируется не на вину участников, а на их финансовые возможности.