Но тут в комнату, в которой сидели и ждали появления Перца, спиной вперед вошла Анюта. Вид у нее был такой, словно перед ней двигался не Витя Перченков, а уссурийский тигр. На самом деле тигра, конечно, не было – его роль исполнял Урюк, очень хорошо знакомый Пащенко. Гражданин Ташхабатов надвигался на Анюту, держа перед ее лицом ладонь с разведенными пальцами. Он еще не видел мужчин, сидящих на диване, но те уже очень хорошо видели его.
– Я тебе, сука, сейчас… – Урюк уже хотел приложиться к макияжу Анюты, но тут наконец заметил Пащенко и Струге. Судья для Ташхабатова был никем, а вот транспортный прокурор, возбуждающий в отношении него уголовные дела раз в год, был знаком очень хорошо. Именно поэтому, когда он встретился с Пащенко взглядом, свою фразу он закончил не совсем так, как намечал. – …С Восьмым мартом поздравлять буду. С праздником, Анюта Валентиновна, дорогая…
– Международный женский день уже миновал, Ташхабатов, – сообщил Пащенко. – Пасха на носу. Ну-ка заводи сюда своих чернооких цветочниц и присядь. Разговоры разговаривать будем.
– Вадим Иванович, здравствуйте. Я и не знал, что вы здесь будете. Я бы коньяка ящик прихватил. Дорогой гость у Анюты…
Черные, как чугунки, подчиненные Урюка в недоумении топтались в двух комнатах. С дивана ситуацией «рулил» не Муса, а какой-то бледнолицый в свитере. Конкуренты по выколачиванию долга?
– Где Перец? – спросил Струге, вставая с дивана.
Урюк взглянул на Пащенко, пытаясь найти объяснения столь дерзкого поведения незнакомого ему человека.
– Он еще хуже, – подтвердил полномочия друга Вадим.
– Перец остался у «Сибирской розы», уважаемый, – осторожно объяснил Ташхабатов. – Я спросил, где живет уважаемая Анюта Валентиновна – ее нет на рынке, люди беспокоятся, может, лекарств каких нужно, денег… Перец сказал, что у Анюты Валентиновны все в порядке, приболела немного, чужого душевного тепла ей не хватает…
– Врет он все! – вскричала пьяненькая Анюта. – Они меня убивать приехали!
– Вай, – сказал Урюк. – Зачем хороших людей обижаешь, Анюта Валентиновна?
– Где Перец, милейший? – повторил Струге, приблизившись к Урюку уже вплотную.
– Мы поговорили, он рассказал, как быстрее доехать до Анюты Валентиновны, и вышел из машины. У человека свои дела, у нас – свои. Зачем человека задерживать?
Пащенко вынул из кармана телефон, и Урюк с трепетом в глазах замер. Вряд ли прокурор может сделать что-то хорошее. Скорее всего…
– Земцов? Привет, Пащенко. Возьми людей и подъезжай на улицу Гоголя…
Пока он называл адрес, Струге скользил глазами по рукам таджиков. Таджики тоже вряд ли могут сделать что-то хорошее…
Повернувшись к Урюку, один из «чугунков» что-то начал говорить ему. Это очень не понравилось Струге, совершенно не владевшему таджикским, но смысл произносимого ему был ясен и без переводчика. Еще больше ему не понравилось лицо Урюка, который не одернул своего человека. Авторитет Пащенко для Урюка был очевиден, однако таджик нарушил основное правило: Урюк, который на правах авторитета должен был пресечь наглость «шестерки», лишь пошевелил губами.
Все решило мгновение. Струге готов был поклясться, что Пащенко развесил уши. Но дальнейший ход событий заставил его поверить в то, что прокурор в состоянии одновременно делать сразу несколько дел.
В тот момент, когда «говорун» из свиты Ташхабатова нырнул рукой за отворот традиционного для южных людей красного пиджака, Пащенко выдернул из кармана пистолет.
«Когда он успел переложить его из кобуры в карман?!»
В экстремальной ситуации люди мгновенно делятся на тех, кто в состоянии мгновенно анализировать и принимать верные решения, и на тех, кто сразу перестает думать, а потому совершает необъяснимые вещи.
Бывший боксер Струге, к счастью, относился к первым.
После появления оружия он с разворота врезал левым хуком стоящему справа от него таджику.
«Пять минус один», – подытожил Антон, с удовольствием отмечая тот факт, что ноги таджика мгновенно стали ватными и он, закатывая глаза, плашмя упал на спину.
А события вокруг шли своим ходом. Анюта, трезвея с каждой секундой, визжала так, словно били ее. На самом же деле она сидела у батареи отопления в трех метрах от схватки.
Пащенко сделал первый выстрел. Пуля прошила висящее на стене вульгарное изображение полуголой девицы и сорвала картину с крюка. Грохот рамы и запах пороха оказал на любителей флористики самое неблагоприятное воздействие. Один из нападавших ударил Вадима стволом ружейного обреза по руке, и «макаров», описав замысловатую траекторию, улетел под диван. Стоящий рядом с прокурором Урюк тут же навалился на него, и Пащенко подломился, как тростинка.
Несмотря на полный «форс-мажор», никто из таджиков так и не решился выстрелить, хотя все они были вооружены так, словно шли не к одинокой женщине, а на штурм посольства. Антон, наблюдая за полетом табельного оружия своего друга, на мгновение потерял концентрацию и тут же почувствовал удар в подбородок…
Открыв глаза, он понял, что лежит на полу, а легкий, как ему показалось, тычок – это профессионально поставленный мощный удар, следствием которого явился нокдаун. Судя по тому, что он еще продолжал шлифовать паркет, это был нокдаун. При нокауте он пришел бы в себя лишь через некоторое время. Струге понял, что схватка проиграна, хотя он успел уже вырубить двоих из этой славной пятерки. Еще один, на которого выстрел Пащенко произвел наибольшее впечатление, напоминал Децла, быстро произносящего рэповый речитатив на таджикском языке. Одной рукой он держал за ствол обрез ружья, а второй прижимал штаны к своему заду. Эти штаны распространяли по квартире такой смрад, что не выдержал даже Урюк, лежащий на Пащенко. Вонь была настолько сильна, что полностью отшибла у Ташхабатова память о родном языке.
– Иди в сортир!! Шакал обосранный! Уйди отсюда, падла!..
Еще один боец Урюка стоял посреди комнаты с «ТТ» в руке и полностью контролировал ситуацию.
– Господи, у меня санузел совмещенный! – вдруг закричала Анюта.
– Самое время стесняться неудобной планировки… – проскрипел из-под Урюка Пащенко. – Ладно, Ташхабатов, твоя взяла. Только я не пойму – дальше-то что? Сейчас что делать будешь? Я ведь, блин, прокурор все-таки. А этот мужик – судья. На хрена ты эту кашу заварил?
Урюк с трудом сполз с прокурора и встал на ноги. Окинув взглядом обстановку, он сделал однозначный вывод:
– А что дальше? Ты, Пащенко, не забудешь ведь этого?
– Не забуду, – подтвердил Вадим, чем настроил Антона на бесперспективные мысли.
– Вот-вот… – вздохнул Ташхабатов. – А мне нужно, чтобы у тебя память отшибло. И ты еще спрашиваешь, дорогой, что дальше?
Подняв с пола чей-то пистолет-»иномарку», он стал разглядывать его так, словно впервые видел.
– Стрелять придется. А че еще делать, прокурор?.. Да уйди ты, сука, в сортир!! Вытряхни свой навоз, иначе на обратном пути за машиной следом побежишь!! Шайтан…