– Антон Павлович! – словно подтверждая догадку судьи, по-заговорщически заговорил Николаев. – Зайди. Твоя Алиса в Стране чудес, поэтому русский язык ловит уже с трудом. Я ее спрашиваю, где Струге, а она мне отвечает, что его нет. Ну Антон Павлович, разве можно так с председателем?
– Научим, – успокоил его Струге. – Где бьет источник вашего стресса? Мой друг привез из Швеции волшебное успокоительное.
– Пусть отошлет его обратно скандинавам. У меня в кабинете такой викинг сейчас сидит, что пилюлями не отделаешься!
– Вы меня пугаете, Виктор Аркадьевич. – Струге насторожился и пошел за председателем. – С самого утра происходят события, тревожащие нервную систему. В семь утра моя собака перебежала перед грузовиком. Хуже для моей собаки приметы нет. Едва пришел на работу, тут же получил три дела. А потом Роза Львовна заставила изрисовать подписями шестьдесят папок. Сейчас вы пытаетесь вогнать мне адреналин в кровь. А еще не прошло и часа…
В приемной Николаев сбросил скорость и заговорил уже совсем тихо:
– У меня в кабинете Балыбин.
– А-а-а…
Вольдемар Андреевич Балыбин трудился президентом одного из филиалов «РОСТЕКа». Для непосвященных – руководителем организации, которая распродает с торгов имущество, изъятое при операциях таможенников в борьбе с контрабандистами. В понятие «имущество» в данном случае входило все, имеющее материальную форму. «У нас есть все, – любил гордо говаривать Вольдемар Андреевич на нетрезвых раутах высокопоставленных лиц города, – от гондонов до патронов». Контрабандисты времен Верещагина – дети по сравнению с современными врагами таможенных границ страны. Насчет «патронов» Антон уверен не был, но вот то, что брокеры из организации Балыбина в прошлом году за тридцать тысяч рублей продали одному из лидеров преступного мира Тернова Блюбингу вертолет «Ми-2», нечаянно изъятый при транспортировке его из Монголии, было фактом, имевшим место. По странному стечению обстоятельств торги, которые объявлялись открытыми, на самом деле являлись абсолютно закрытыми. Как дверь в туалет Центрального суда. Чтобы в него попасть, нужно, во-первых, быть «своим»; во-вторых, необходимо иметь дубликат ключа. Именно поэтому на торги, периодически устраиваемые терновским филиалом «РОСТЕКа», попадали одни и те же лица. Впрочем, наверное, был и фактор случайности. Взять, к примеру, родственников Балыбина. Ни один из них не участвовал в торгах дважды подряд. Не упрекнешь Вольдемара Андреевича! Да и в чем обвинять? В том, что его брат, племяш, жена брата, жена племяша, жена самого Балыбина приобрели по паре конфискованных машин? Смешно.
А от стартовых цен, определяемых «РОСТЕКом», вообще обхохотаться можно. «Мерседес» класса «S» – сорок пять тысяч рублей, «Volvo» – сорок две… Нормальная цена, если учесть, что машинам лишь месяц назад исполнилось по полгода жизни. И таких продано уже… Струге считал чужие деньги лишь тогда, когда нужно было определить материальный ущерб и последующий за этим ущерб моральный. Поэтому информация, которая к нему, как к бывшему следователю прокуратуры, стекалась со всех сторон, эмоций не вызывала. Да кто у нас не ворует?!
Делегация, состоящая из председателя суда и Струге, степенно вошла в кабинет. Там сидел, нахохлившись, как тетерев на току, Балыбин. Он даже не встал, увидев самых значимых в Центральном районном суде людей. Лишь склонил на бок голову, рассматривая того, от кого теперь придется ожидать услуг. Объектом его внимания оказался, конечно, Струге. Антон Павлович отметил про себя этот факт, пытаясь одновременно подавить в себе неприязнь к этому зажравшемуся снобу, развалившемуся в кабинете председателя суда.
Антон не любил таких людей, но именно с ними ему и приходилось сталкиваться в каждом втором деле. Те уголовные дела, цена иска которых определяется десятком тысяч рублей, – не дела Струге. Бесплатные адвокаты, отрабатывающие номер, да плачущие нищие родители проворовавшегося сынка – это остается без внимания Антона Павловича. Этим в Центральном суде занимаются люди, десять минут назад упомянутые Розой Львовной, – Кислицын и Вовиков. Поле деятельности Струге – многоэпизодные дела с многошеренговым строем подсудимых, политические разборки оскорбленных друг другом народных избранников, а еще те дела, в которых прямо или косвенно замешаны сами городские бонзы или люди, близкие им по крови. То есть те многотомники, при рассмотрении которых у судьи пропадают аппетит и сон.
«Что день грядущий нам готовит?», – спросил себя утром Струге, когда увидел, как его «немец» по кличке Рольф чудом избежал столкновения с многотонным супер-»МАЗом».
Этот же вопрос он задал себе вторично сейчас, глядя на лоснящиеся щеки торговца чужим товаром.
Струге не было противно видеть плебея в изысканном костюме от Бриони, сшитом, возможно, самим Умберто Анжелони, да в мокасинах от Альберто Гуаролиани. Ему было стыдно за поведение Николаева, который всеми своими действиями изображал человека, готового всеми возможными способами помочь этому борову в мокасинах.
«Заметь, Струге, – обратилось к Антону его второе «я». – Мокасины! Ты бы тоже мог позволить себе сейчас мокасины, если бы тебя возила машина или, на худой конец, на улице не было бы снега. Но ты вынужден ходить в зимних ботинках, потому что, не дай бог тебе заболеть – встанут все твои дела, и тебя начнут иметь так, как бог не имел черепаху!».
– Антон Павлович! – Николаев успел описать радиус вокруг стола и занять свое законное место. – Это господин Балыбин.
«Господин Балыбин» изобразил некое подобие отрывания своей филейной части от стула и протянул вялую теплую ладошку судье.
– Вольдемар Андреевич, с вашего разрешения.
Бывшему боксеру Струге, здоровающемуся с мужиками так, что слышался хруст пальцев, всегда претили гомосексуальные, едва ощутимые трогания друг друга. Если ты мужик и хочешь, чтобы тебя уважали и тебе доверяли, всегда жми руку и смотри в глаза собеседнику. А этот вялый обмен ладошечным теплом, напоминающий трения носами в полинезийских племенах, лучшее доказательство того, что тебя не видят в упор.
– А я – Струге, – объявил Антон, усаживаясь в кресло и незаметно для присутствующих вытирая полой пиджака руку. – Разрешите вы или нет, но я – Антон Павлович Струге.
За несколько месяцев совместной работы Николаев уже давно понял, в какой момент нужно начинать разговор по существу, пока Струге все не испортил. Вольдемар Андреевич за помощь, оказанную при выполнении скромной просьбы, обещал закончить ремонт на третьем этаже, где, собственно, и размещались кабинеты председателя и Струге, а также подключить компьютерную сеть суда к всемирной «паутине». Похвастаться возможностью пользоваться Интернетом мог далеко не каждый судья в Тернове. Да что там – не каждый! Никто не мог.
Балыбин нетерпеливо поерзал, пытаясь найти своим круглым, как глобус, задом наиболее удобную впадину на офисном кресле. В тот момент, когда он водил плечами, из-под отворота его пиджака с золотой заколки Струге подмигнул крошечный бриллиант.
«Если его раздеть, а вещи продать с торгов в «РОСТЕКе», – вдруг пришло Антону в голову, – то на вырученные с аукциона деньги одному судье можно купить квартиру».