Он не задавал этот вопрос Вадиму, он просто размышлял вслух. Спросил и понял, что ответа на этот вопрос не знает никто.
Лукин не был бы Лукиным, если бы сидел у камина, закутавшись в плед, и любовался, ожидая понедельника, огоньками потрескивающих углей. Лукин действовал. Не хуже Струге разбираясь в суете судейских сомнений и не хуже китайского знахаря определяя нервные окончания, куда нужно вводить иглы для полного паралича тела врага, он действовал. Попытка ввести зонд в печенку непокорного судьи Струге через его молоденькую секретаршу не увенчалась успехом. Николаев докладывал, что та оказалась крепким орешком.
Лукин пошевелил ноздрями и громко чихнул. Да, этот Струге умеет убеждать людей. Вот – девчонка, соплячка, неопытна и лукавство ей неведомо изначально! А что он с ней сделал за два месяца? Кремень! Уничтожить этот кремень, постоянно чиркая об него металлом, конечно, можно. Но дело не в этом. Вопрос в том, как быстро умеет этот Струге находить общий язык с людьми, находящимися с ним в разных социальных плоскостях! Алла тоже не подарок оказалась. Но о ней – другой разговор. Алла пришла к Струге в тот момент, когда он только начинал показывать свои клыки. А что такое «секретарь»? Это хранилище судейских секретов. Информационный блок памяти всех огрехов судьи и помарок в его чисто написанной биографии. Выясняешь, где у секретаря неугодного судьи, не ставшего «членом команды», больное место, и нажимаешь. В восьми случаях из десяти девочки «плывут», как парафин. Но Алла и, как оказалось, Алиса – как раз те случаи, что – два из десяти.
Лукин поморщился и потянулся за таблетками «Маалокса». Язва еще не одолела, но вот гастрит нервы попортил уже порядком. Голодная студенческая юность да подработки на заводе…
Но на Алисе свет клином не сошелся. Есть еще тысяча старых добрых способов испортить кровь бодливому судье. А что бестолковый Николаев никак не может прощупать эрогенную зону – так это от лукавого. Ему Струге воду на уши льет и на струнах глупой председательской души играя, свои блатные песни поет. Но он, Игорь Матвеевич, потому и слывет грамотным руководителем, что знает все ходы и выходы в темном судейском лабиринте…
Молодцевато вскочив с кресла, Игорь Матвеевич подошел к столу в своем домашнем кабинете, распахнул дверцу миниатюрного сейфа и вынул из него тоненькую книжицу в сафьяновом переплете. Когда вопрос о противоборстве со Струге встал со всей очевидностью, Игорь Матвеевич стал заносить в этот блокнот все, что могло оказаться полезным в предстоящих схватках. Были в нем и две записи. Два адреса и два телефона старушек, трудящихся у федерального судьи Струге народными заседателями. Как ни странно, они понадобились именно тогда, когда закончился их век. Не жизненный, конечно. Этим попрыгуньям еще жить и жить! Они еще его, Лукина, в последний путь проводят…
Кончился их служебный век. Де-юре он завершился еще в феврале, когда вышли новые законы, предписывающие исключить из состава суда народных заседателей. Говоря другими словами, старушек-пенсионерок оторвали от кормушки. Имея пенсию и неплохой приработок в суде, они полностью обеспечивали свою старость. Теперь времена изменились. Государство наконец-то догадалось о том, что от мнения этих двух лиц в судебном заседании не зависит ровным счетом ничего. И вот, их судейский век подошел к концу. Однако оставались дела, которые начинались рассмотрением в их присутствии, а значит, в их присутствии и должны будут закончиться. Так велит закон. Еще полгода получения заработной платы через ведомости судебного департамента у гражданок Селюковой и Господарцевой есть.
Для Игоря Матвеевича это обстоятельство означает только одно – этот срок нужно использовать с максимальной пользой для дела. А что для Лукина «дело»? На данный момент – отстранение Струге от исполнения обязанностей судьи. Это будет означать победу и затишье симптомов гастрита до конца жизни.
– Инна Тимофеевна? Здравствуйте, труженица вы наша! Это Лукин беспокоит, председатель. Да… Да… У меня к вам такой вопрос. Вы чем думаете после судебных вершений заниматься? Как так? Что значит – вянуть и стареть?! В наши лета вянуть категорически противопоказано!
Лукин прокашлялся.
– Я вот что звоню, Инна Тимофеевна… У нас в департаменте освобождается ставка делопроизводителя отдела кадров. Работенка не бог весть какая престижная. Однако зарплата приличная и среди людей как-никак… Наслышан о вашей ответственности и порядочности от Антона Павловича, наслышан. Он мне полчаса назад звонил – дело у него потерялось. А у кого оно не теряется? Вот он и рекомендовал. Да, кстати, забыл у него спросить – что за дело-то у него исчезло? Вы фамилию подсудимого не помните? А-а-а… Ну да, ну да… Приблизительно так он и говорил – пришел в кабинет, а дела нет. Ну, да бог с ним, с делом! Одним меньше посадим, одним больше… Давайте-ка завтра, часикам к девяти, подъезжайте ко мне в облсуд. Я вас проконсультирую и сразу направлю к начальнику судебного департамента с заявлением. Нечего вам в Центральном суде отсиживаться да грустить. Заодно и объяснение по пропавшему делу напишете. А?.. Нет, что вы! У нас судьи, уважаемая Инна Тимофеевна, на дороге не валяются! Тем более такие, как Антон Павлович! Проверку все равно проводить, так лучше я ее сам проведу, нежели кто-то из квалификационной коллегии судей вопрос об этом поднимет. Знаете, биографию судьи одним неосторожным словом испоганить можно! А Антон Павлович… Не хотелось бы, чтобы его имя даже всуе упомянуто было. Ну, до завтра, Инна Тимофеевна. Значит, в суд не заезжайте, а сразу – ко мне. Я Антона Павловича предупрежу, не отрывайте его от работы…
Положив трубку, Лукин пошел на кухню пить чай и кормить своего тайского кота Лиона.
– Почему Лион? – удивлялся в прошлом году гостивший в квартире Игоря Матвеевича член проверочной комиссии из Верхового суда. – Кот тайский, а имя – французское!
– Это же так просто, – улыбнулся Игорь Матвеевич, не задерживаясь с ответом ни на мгновение. – Ли он, Ли…
Члены комиссий из Верховного суда так не любят несоответствий между писаными правилами и реально происходящим…
– Что делать? – Покряхтев, как старик, Пащенко завел двигатель. – Ну, сушить сухари я тебе не присоветую, даже если ты попросишь. Что делать… Беги за бутербродами в ближайший «Подорожник», а я здесь сидеть буду.
Опережая сомнения Струге относительно такой программы действий, Вадим хлопнул ладонью по рулю.
– А я говорю – здесь сидеть буду! И ты будешь сидеть, пока этот отморозок не появится!..
Хлопнув дверью, Антон Павлович пошел прочь от машины. Он понятия не имел, куда направляется. Есть действительно хотелось, поэтому он надеялся лишь на свое наитие. Нет того голодного мужика, который не нашел бы кратчайшую дорогу до ближайшей кормушки.
Сориентировавшись на местности и взглядом вычленив из толпы прохожих двоих, кто на ходу жевал и периодически прикладывался к бумажным сверткам в руке, Струге прошествовал на проспект Ломоносова. Он тянулся через весь город и не найти на нем места харчевания прохожих было бы весьма затруднительно. По мере того как он шел, беляши и хот-доги в руках прохожих увеличивались в размерах. Это было доказательством того, что он на верном пути. Вскоре, когда горожане стали радовать его взор целыми изделиями, Антон понял, что пришел. Прямо перед ним стояла будка, из которой торопливые руки продавщицы не успевали высовывать горячие сосиски в тесте и принимать за это денежное вознаграждение. Уткнувшись в крепкую, обтянутую черной кожей, спину высокого парня, Антон Павлович вынул портмоне и зацепил несколько десяток. Четыре хот-дога и литровая бутылка кока-колы. Вот все, что нужно двоим изголодавшимся, сидящим в засаде мужикам.