Но самое смешное в этой ситуации было то, что «наводчиком» на эту квартиру был именно Голобоков. Именно он, прознав от соседа, что тетка с третьего этажа продала в соседнем районе однокомнатную квартиру и сейчас собирается расширяться, обратился к своему знакомому Цебе. Так «наводчик» превратился в активного члена команды. Однако в тот момент он даже не предполагал, что его роль в этом деле будет весьма специфична. Когда кандидатура Колобка была утверждена, а порядок действий в отношении его «завизирован» всеми участниками группы, было принято единственно верное решение: не упоминать имя Колобка даже во сне. Понятно, что на разбой идут не для того, чтобы попадаться. Однако наркоман Колобок, если его совершенно случайно, даже не догадываясь об истинной важности задержания, с граммом марихуаны поймает милиция, может с легкой душой сдать всю компанию. Наркоманы героями не умирают. Они умирают стукачами.
Дождавшись семи утра, Перец отправился в одну из «точек», в которой постоянно «харчевался» Колобок. Он выбрал это время безошибочно, зная не понаслышке, в котором часу утра истинному наркоману требуется очередная «дозаправка». Просидев всего пять минут в подъезде дома напротив, он увидел того, к кому стремился в это утро всей душой.
Выйдя из подъезда, Перец коротко свистнул. Увидев бывшего подельника, Колобок приблизился к почти забытому «соратнику».
– Привет, Вовчик.
– Здорово, – сдавленно ответил Колобок. Менее всего в эту минуту ему хотелось выяснять факт того, как трое друзей «кинули» его на долю. На следующий же день после разбоя весь дом знал, что Нону Григорян пытали и забрали у нее пятнадцать тысяч долларов. Но это было уже в прошлом, тем более что «кидняк» был недоказуемым. Ему даже предъявить нечего. Что с того, что Григорян заявила в милицию баксы? Она торговка, которая подобным образом, возможно, попыталась прикрыть кое-какую недостачу перед кредиторами. – Артура и Смуглого, я слышал, на днях судить будут?
Перец усмехнулся:
– Вовчик, мне крыша нужна.
Колобок похлопал глазами. Один из тех, кто «опустил» его на долю, просит у него помощи?
– Вовчик, – повторил Перец, – из всех нас один ты остался не при делах. И это хорошо. Если менты возьмут и меня, о тебе и я слова не скажу. Но должна же быть какая-то отдача? Нам всем червонец корячиться, а ты – в тени. Дело мы делали одно, так что помогать нужно, брат.
Колобок признал, что Перченков, как всегда, прав. Но единственная помощь, какую он мог предложить, была его квартира в виде убежища, но Перец ведь не настолько идиот, чтобы вернуться туда, откуда все, собственно, и начиналось!
– Вот именно там меня искать никто не станет! – разрушил все надежды Колобка Перченков. – Именно там.
– Сейчас нельзя, – немного подумав, заявил бывший подельник. – Каждый день за Григорян приезжает водитель. Она может выйти из дома в одиннадцать, в половине двенадцатого, двенадцать. Может выйти даже в час. Никто не знает точной минуты, когда она будет спускаться к машине. Но в два часа ее уже точно не будет.
– Вот и ладненько, – согласился Перец. – В половине третьего я и приду к тебе. Ты только, Вовчик, никуда уж не исчезай в это время, ладно? А то как-то неправильно получится…
– Ты же знаешь – мне в обед за «шмалью» нужно…
– Ничего, – отрезал Перец. – Я принесу тебе, можешь не гоношиться. Аванс за проживание.
От приглушенного смеха Перченкова утренний абстинентный синдром Голобокова достиг максимума. В этой точке принимать «на месте» не разрешают, поэтому еще предстояла дорога назад. Нужно было торопиться, потому что становилось все хуже, а разговор с Перцем обещал затянуться.
– Ладно, – Колобок качнул головой. – Нет проблем, брат. Ты только не забудь…
– Да не забуду я, не забуду… – Перец поморщился. – Ты сам только глупостей не наделай.
Расставаясь с наркоманом, Витя ощущал легкое чувство опаски. После того как двое из четверых оказались задержанными, а его самого почти настигли, роль Колобка в деле его поимки может оказаться не последней. В случае задержания, Перцу нельзя будет говорить на следствии о Голобокове ни слова. Иначе двое тех, кто вскоре предстанет перед судом, будут уличены в запутывании следствия. Выяснится, что на разбое был четвертый, чью роль подельники тщательно скрывали! «Активная роль в помощи следствию» будет забыта, и вновь открывшиеся обстоятельства укажут на то, что подсудимые не раскаялись. В таких случаях некоторые судьи без раздумий втюхивают максимально возможные сроки. И при таком раскладе стрелка правосудия, качающаяся в границах санкции «от восьми до пятнадцати», мгновенно, как на спидометре при резком нажатии педали газа, прижимается в крайнее правое положение.
«А вот лох Вова, – думал с досадой Перец, – этим не озабочен. Он сдаст всех, не задумываясь, едва менты растянут его ломку на несколько часов. Впрочем, пока бояться нечего. Колобок – мой, а потому крышу мне обеспечит. Если учесть, что там меня точно никто искать не будет, то можно выждать месяц, а может быть, и несколько…»
Если бы Перец знал, что из всей их четверки самым «нераскалываемым» останется именно наркоман Голобоков, они бы, вероятно, деньгами с ним поделились. И тогда в доле Колобка оказались бы не дурацкие акции терновской обувной компании и не мобильный телефон, по номеру которого судья в течение одной минуты узнал имя владельца, а четвертая часть от пятнадцати тысяч долларов, факт присутствия которых на квартире Голобокова совершенно ничего не значит и не доказывает. Не окажись три месяца назад Перец подлецом, предложившим «кинуть» Колобка на долю, неизвестно, как бы развивались события в обед того дня, когда он, пообещав Голобокову «дозу», подходил к его дому…
– Вякнешь хоть букву – отправлю в нокаут, – шепотом пообещал Струге, склонясь над одеялом.
Колобок замер на кровати в неудобной для себя позе и это говорило только о том, что он выжидает момент для подачи сигнала. С грустью подумав о необходимости проявления не самых лучших своих человеческих качеств, Антон секунду помедлил, скинул для определения точного местонахождения объекта одеяло и ударил Колобку в челюсть. Ударил несильно, преследуя одну-единственную цель – минимум последствий, максимум тишины.
Пащенко был уже в коридоре. Пока он открывал один-единственный замок, Антон Павлович встал за его спину.
Дальше произошло легкое, но досадное недоразумение. Вставая за спину прокурора, Струге действовал автоматически. Имея в своей квартире двойные двери, он подсознательно помнил, что главная – наружная дверь – открывается «на себя». Любая дверь одинарная всегда открывается внутрь. Пащенко, открывая проход на лестничную клетку, неожиданно толкнул Антона спиной.
Потеряв равновесие, Струге оказался на полу…
Вскочив и оценив ситуацию, он увидел, что прокурор, наклонив голову Перца к полу, пытается завладеть его правой рукой. Отметив про себя, что Перец уже успел где-то переодеться, Антон зацепил его правую ногу и рванул вверх.