Весь путь в машине они проехали в полном молчании, теперь бандитов, словно полуразрушенную плотину, внезапно прорвало.
— Alor! [36] Еще один pensionnaire! [37] — раздался женский голос, молодой, напористый и крайне недовольный. — Может, нам теперь переименоваться в гостиницу «Гид Мишлен», повесить на входе звезду, а под ней пару скрещенных навозных вил…
— Ecoute [38] !
— Еще на одного готовить и мыть за ним посуду. Я не нанималась стряпать на эту прожорливую бабу, которая, словно пылесос, заглатывает все, что не поставлю на стол, мыть полы или выгребать дерьмо из-под лошади вашего дядюшки Анатоля…
— Замолчи! — раздался мужской голос. — Он снесет нам золотые яйца.
— Ха-ха! Вроде этой бешеной лошади вашего дядюшки Анатоля, она уже наложила золотых яиц в корзину для белья…
— Taistoi [39] , Габриель! Нечего было ставить корзину рядом с лошадью…
— D'accord [40] !
Ни рядом с лошадью, ни с коровой, ни с цыплятами или овцами — ни с одним из обитателей этого сельского рая, никогда не страдающих запорами. Увидит ли она снова хотя бы маленький кусочек тротуара, сокрушалась Габриель…
Колби стоя слушал их перебранку. Затем кто-то взял его за руку и усадил на стул. Он понял, что сидит за столом.
— Послушай! — крикнул один из бандитов и так сильно саданул кулаком по столу, что стоявшая на нем посуда зазвенела. — Этот человек утверждает, что у нас вовсе не мисс Мэннинг. Где твои, так называемые, доказательства!
— В правом наружном кармане моего пиджака, — сказал Колби.
— Ага! Он говорит без чикагекого акцента!
— А что вы знаете о чикагском акценте? Слышали в кино?
— По-твоему, Умфри Богарр французский актер?..
— Да ни в одном американском фильме голос Умфри Богарра не звучал!
— К черту его акцент! Посмотрим лучше на доказательства.
Колби почувствовал, как чья-то рука скользнула в карман его пиджака и извлекла оттуда потертую обложку книги и паспорт Кендал Флэнаган.
— Voila! [41] Это паспорт нашей заложницы.
— Но на обложке не ее лицо.
— Писатели ставят чужие фамилии на своих книгах. А чужие фотографии в них не печатаются?
— Regarde! [42] Если бы у тебя было такое лицо, как у нашей заложницы, ты бы напечатал вот эту рожу на обложке своей книги?
— Ну вот! И ты тоже! — вступила в разговор девица. — На вашем месте я бы ее не отпускала.
— Я только хотел сказать, что каждому ясно…
— Смотрите, а то, как у Жан-Жака, голова закружится. Я бы вам посоветовала приобрести альпинистское снаряжение. Представляю, как вы в одной связке полезете по северному склону на эту белоснежную громадину…
— Хватит! Пора решать, что делать.
— А что здесь решать? Заложница точно не мадемуазель Мэннинг. Берем деньги и смываемся.
— Да, но тридцать тысяч франков… Все вдруг, как один, возбужденно загалдели, но Колби из этого многоголосья следил только за тем, что говорила деваха. Фермой дядюшки Анатоля она сыта по горло. Это что, тот Париж, который ей обещали? С его дискотеками, «Мулен руж», Елисейскими полями и шампанским? Она вот уже пятеро суток, не разгибая спины, ходит за этой идиотской коровой, готовит пищу и открывает бутылки для этой невообразимой бабы, страдающей несказанным аппетитом, которая к тому же оказалась совсем не той, за кого ее приняли. А кроме того, дядюшка Анатоль может завтра вернуться…
Видимо сообразив, что сказала лишнее, она неожиданно замолкла, но для Колби многое прояснилось. Получается так, как и задумано, решил он, они должны постараться завершить это дело сегодня ночью. Не подавая виду, что он обратил внимание на слова девицы, Колби решительным тоном произнес:
— Никто ничего не получит, пока я не поговорю с мадемуазель Флэнаган.
— Вы с ней переговорите.
— Хорошо. Верните мне ее паспорт и заберите свое письмо, оно лежит у меня в левом кармане.
В руку Колби вложили паспорт Флэнаган, и он сунул его в карман пиджака. Кто-то залез к нему в левый карман и извлек из него письмо.
— Каким же надо быть идиотом, чтобы написать такое письмо от руки, — продолжала возмущаться девица. — Вам повезло, что попался американец, хоть он объяснил, как проворачиваются такие дела.
— Пойдемте, — услышал Лоуренс мужской голос и поднялся со стула.
Его развернули и повели, сначала прямо, а потом вновь повернули в сторону. Колби решил, что его ведут по коридору. Когда остановились, Лоуренс услышал, как один из бандитов вставил в замок ключ и открыл дверь.
— Она вам подтвердит, что с ней все в порядке, — сообщил мужчина, которого девушка назвала Жан-Жаком. — Говорите только по-французски, — предупредил он.
— Мадемуазель Флэнаган? — спросил Колби, обращаясь прямо перед собой, где, по его мнению, должна была находиться заложница.
— Да. А вы кто? — поинтересовалась она. В ее голосе, прозвучавшем из глубины комнаты, не было и намека на страх. Вопрос был задан по-французски со специфическим для американцев акцентом. Бандиты молча стояли рядом с Колби и не торопили его.
— Дюк Колби, из Чикаго, — представился Лоуренс. — Я работаю на Карла уполномоченным по улаживанию конфликтов, или, по-другому говоря, вышибалой.
Колби не был уверен, что его слова будут правильно поняты Кендал, но до остальных их смысл должен был дойти наверняка.
— Я только сегодня прилетел в Париж оценить обстановку и выяснить, нельзя ли все тихо уладить, прежде чем обращаться в полицию и прессу.
— Как поживает Карл?
— Грызет от волнения ногти, вы же его знаете. Он хотел поиграть мускулами, но я отговорил. Это могло плохо отразиться на нашем бизнесе. Ну а с вами все в порядке?
— Никаких жалоб.