Но и кафедра не потолок, впереди новые горизонты. Декан факультета, если разобраться, больше пяти лет на своей должности не продержится, пора на покой, на отдых заслуженный. А тут как раз Десятников вырос, сделал преподавательскую и научную карьеру в институте, в этих стенах. Чем ни кандидат в деканы? Впрочем, так далеко лучше не заглядывать, ведь любая дорога, самая долгая, начинается с первого шага. Нужно только найти верное направление – защита докторской, своя кафедра. Дальше видно будет.
И прежде Десятникову предлагали перейти на другую работу, были солидные предложения. Но хватило ума и осторожности не заглатывать сладкую наживку. Новый коллектив, новые интриги, съедят без остатка и даже не подавятся, а на одном месте и камушек обрастает, – говорил себе Десятников и вежливо отказывался. Но высокая должность в знаменитой корейской фирме совсем другое дело, тут есть над чем подумать. Секретарь, помощник, персональная машина, – вертелось в голове Десятникова. Это уже кое-что. И, разумеется, высокий оклад. Деньги избавят его от унизительной зависимости от тестя, вообще от многих проблем.
Для начала Десятников достроит дачу, поменяет пятигодовалый «Фольксваген» на более породистую машину, соответствующую его статусу директора по вопросам маркетинга. Жаль только, что посоветоваться не с кем. На институтской кафедре язык распускать нельзя, стоит только сообщить новость по секрету кому-то из коллег, как через час о ней узнает весь преподавательский состав да ещё кое-кто из студентов. Жена в последние дни злится на Десятникова, от неё кроме желчных замечаний и острот ничего не добиться. Люся убеждена, что своей карьерой, всем на свете Десятников обязан её отцу. Значит, теперь без благословения тестя не имеет права на горшок сходить, не то, что сменить место работы. Вот она, женская логика, вот оно, женское упрямство, граничащее с тупостью. Ну, помог тесть в свое время, святое дело, родственное, так из этого ещё не следует, что зятя он в свои крепостные крестьяне записал.
В конце концов, советы советами, но надо своим умом жить, а не бегать к добрым людям, – решил Десятников. Он съездит вместе с Сорокиным в представительство этой корейской фирмы, выяснит все условия, все детали, а потом попросит время на размышления. Согласиться сразу же, не подумав, это опрометчиво и просто неэтично, дурной тон. Чего доброго, корейцы решат, что это он сам ищет себе работу, потому что загибается от безденежья на своей институтской кафедре. Нет, соглашаться сразу нельзя, надо знать себе цену. Десятников человек с положением, не какой-то безработный. Не он к корейцам обратился, они к нему. Он попросит две-три недели, чтобы подумать, взвесить все «за» и «против». Только так, не иначе.
А эти две-три недели можно провести себе в удовольствие. Для начала взять больничный… Наметившийся романчик с Ирой нужно вводить в стадию кульминации. И жена уезжает. И теща, слава Богу, в больнице. Нечто вроде медового месяца с укороченной программой. Интимные вечера вдвоем, немного романтики, жаркая любовь. Это бодрит, повышает тонус, душой отдыхаешь рядом с этими юными созданиями, такими трогательными в своей неопытности. А потом будет расставание с Ирой, возможно, со слезами, взаимными упреками, а может, обойдется без слез и упреков. Романы со студентками лучше надолго не затягивать, вредно привязывать к себе девушек, давать им пустые надежды. Впереди ещё так много романтических встреч и приключений. Десятникову так нужен отдых, предстоит работа на новом месте, которая потребует от него много сил.
* * *
А из института он уйдет, громко хлопнув дверью, выскажет заведующему кафедрой старичку Ершову все накопившиеся обиды. «Вы плевать хотели на молодежь, – скажет Десятников. – И на кафедру хотели плевать, и на экономическую науку. Думаете только о своей утробе и ещё как бы до пенсии досидеть. И вот он, итог вашей деятельности: из института уходят лучшие перспективные кадры. Что, добились своего?» А профессор, разинув пасть, станет моргать седыми ресницами и блеять, как глупый баран. Конечно, отношения лучше выяснить прилюдно, скажем, во время собрания кафедры.
Пусть все знают, что Десятников ушел вовсе не из-за того, что нашел себе тепленькое местечко в представительстве инофирмы. Нет, он не таков, чтобы пожертвовать наукой ради мягкого сидения персонального автомобиля. Он не таков. Он вынужден уволиться, потому что на кафедре его затирают, не дают хода. «Это вы во всем виноваты, – воскликнет Десятников и укажет в профессора пальцем. – Вы развалили науку». Прекрасно. О молодом доценте станут вспоминать, как о человеке принципиальном, но незаслуженно обиженном. «Я ухожу, потому что в этих стенах мне нечем дышать, – воскликнет он. – Я задыхаюсь в этих стенах».
Патетично, хорошо…
Правда, старик Ершов может попросить его конкретно обосновать свои претензии. «Я ни в чем вам не отказывал, разве что лишних часов не давал, – промямлит Ершов. – Но вы их и не просили». Поэтому спор нужно построить эмоционально, не позволять ввести его в конкретное практическое русло. «Вы давите молодых, – скажет Десятников хорошо поставленным голосом. – Вместо того чтобы работать с молодыми, вы их давите». Глупая, конечно, реплика. Каким, интересно, местом давит Ершов молодых? Да и молодежи на кафедре считай, нет. Он, Десятников, да ещё парочка преподавателей его возраста. Вот и все, так сказать, молодежь. Но чем абсурднее обвинение, тем труднее его отрицать.
Пусть старый хрен утирается, ходит на объяснения к декану, к ректору. Да, Десятников громко хлопнет дверью, так хлопнет, что штукатурка с фасада полетит. «Я вернусь, когда вас здесь не будет», – напоследок заявит он, посмотрит на Ершова уничтожающим взглядом. И уйдет с высоко поднятой головой. А сотрудники кафедры? У многих зуб на профессора. Они поддержат своего принципиального коллегу. Внутренне поддержат, вслух никто и слова не произнесет, надеяться нечего. Но Десятникову и не нужна внешняя поддержка. Возможно, на кафедру ещё придется вернуться, кто знает, как сложится жизнь? Плацдарм для обратного хода подготовить не мешает. Но вернется он победителем зануды и ретрограда Ершова.
* * *
– На следующем занятии мы продолжим обсуждать тему фондового рынка в условиях нестабильной экономики.
Десятников поднялся со стула, прошелся до входа в аудиторию и обратно и обратно к столу, взглянул на часы. Прекрасно, до окончания занятий всего три минуты. Десятников подумал, если предложение корейцев действительно солидное, следующее занятие уже не состоится. Он сядет на больничный, а студентам найдут замену, тот же Ершов может провести семинар.
– Итак, мы увидимся через пять дней.
Он обвел аудиторию долгим взглядом. Студенты, собираясь на выход, складывали конспекты в папки и портфели. Ира больше не любезничала со своим соседом, а задумчиво смотрела на преподавателя, посасывая кончик шариковой ручки. Заметив этот взгляд, Десятников отошел к окну и выглянул на улицу, поискал глазами черный «Мерседес». Точно, машина уже на месте. Возле «Мерседеса» топтался мужчина в длинном пальто темно табачного цвета, покуривая сигарету, он смотрел себе под ноги, но вот поднял голову, стал разглядывать фасад институтского здания. Видимо, это и есть Сорокин. Пальтецо на нем знатное, сразу видно, не ширпотреб грузинского разлива, – подумал доцент. Десятников отошел от окна, раскрыл портфель, небрежно бросил в него тетрадь с записями.