– Кто пошевелится – замочу, – крикнул он, но предупреждение оказалось лишним. Люди лежали на земле, боясь шелохнуться.
Через десять минут все было готово к отплытию. В целую лодку перетащили канистры с бензином и питьевой водой. Прихватили вяленую рыбу, тельняшки и штаны, что сушились на веревке. Развернули лодку носом к воде, Радченко завел мотор, опустил винт. Посудина двинулась в сторону заходящего солнца, развернулась и пошла вдоль берега.
– Так и лежите, – крикнул Радченко из лодки. – Если кто пошевелится – вернусь обратно. И всех перестреляю.
Слова унесло ветром. Моторка побежала быстрее. Петрушин напился воды из горлышка канистры и сказал:
– Ну и напугал ты меня. До поноса. Я подумал: хана. Эти деятели забьют до смерти, привяжут к ногам камень. И пустят на дно, на корм рыбам.
– А ты чего выскочил раньше времени? Я ведь сказал: выходи, когда свистну.
– А кто же тогда свистел? – удивился Петрушин.
– Я отошел подальше, отлить. Возвращаюсь, ты стоишь с ружьем и орешь, как больной «Стреляю. Руки за голову».
Радченко засмеялся. Петрушин только головой потряс. Он все еще видел морду того бородатого олуха. Его глаза, горящие злобой, косой шрам на щеке, напоминающий червяка. Радченко вытащил из кармана и бросил на колени напарнику пачку сигарет:
– Трофейные. Угощайся.
* * *
Мобильник зазвонил, когда Дунаева собиралась открыть книгу и остаток вечера посвятить чтению.
– Это Эрик Озманян, – мужчина говорил бодрым, уверенным голосом, – ваш новый продюсер. Я выкупил контракт у Телецкого, но никак не могу с вами связаться. По домашнему номеру отвечают, что вы больше там не живете. А в загородном доме вообще никто трубку не берет.
– Да, да… – Ольга Петровна присела у стола, она была не готова к серьезному разговору. – Я переехала на дачу подруги. Пока погода хорошая, хоть отдохну. Тут почти нетронутая природа. Река, лес. А воздух такой, что его можно ножом резать и намазывать на хлеб. Благодать.
Ольга Петровна прислушалась к завываниям ветра в печной трубе, глянула в темное окно. По стеклу ползли дождевые капли. Поскрипывала калитка. И надо бы ее закрыть на завертку, но на улице не горит ни один фонарь, темень такая, что выходить за порог страшно. Впрочем, тут, со стороны улицы, хотя бы есть забор.
На задах дома пугающая пустота, там начинался склон глубокого оврага, который уходит куда-то вниз, в заросли молодого осинника. И не видно дна этого оврага, только молодые деревца качаются на ветру, – и кажется, будто там, в этом непроглядном мраке, прячется человек. Она подумала, что слово «благодать» мало подходит для этой сырой избы и пустой деревни, где за целый день по улице прошел один пьяненький мужичок да еще проехал трактор с прицепом.
– Природа – это, конечно, хорошо. – Озманян хмыкнул. – Я вам искренне завидую. Но нас ждет работа. Пора встретиться и обсудить будущее сотрудничество. Хотя бы в общих чертах. У меня на вас обширные планы. Мы с помощником набросали вчерне план ваших выступлений.
– Гастроли по малым городам России? Мой бывший продюсер говорил, что вы собираетесь возить меня по сельским клубам и провинциальным дворцам культуры. Аншлаг гарантирован.
– Ну, ваше ироническое настроение быстро развеется, как только начнутся гастроли, – ответил продюсер. – Провинция кормит всю нашу эстраду. Три концерта где-нибудь в Урюпинске по деньгам равны одному концерту в Москве. Только в столице трудно получить ангажемент. А в провинции – пожалуйста. Там народ неизбалованный. А сельский клуб, если разобраться, ничем не хуже театра эстрады. Или берите выше… Дворца съездов.
– Да, захватывающая перспектива, – усмехнулась Ольга Петровна. – Гастроли в Урюпинске – это как раз то, о чем я всю жизнь мечтала. Что еще в ваших планах?
– Давайте встретимся завтра. В пять вечера вас устроит? Посидим в ресторане, поболтаем и познакомимся.
– Я не хочу с вами знакомиться, болтать и сидеть в ресторане, – сказала Дунаева. – Не хочу с вами работать.
– Значит, вам придется со мной судиться. – Озманян снова хохотнул, давая понять, что вывести его из душевного равновесия – задача, заведомо невыполнимая. – И этот суд вы проиграете. Потому что закон на моей стороне. И потеряете все, что имеете.
– Боюсь, вам ничего не достанется. Еще до вас все, что у меня есть, заберет бывший муж. Имущество, движимое и недвижимое, деньги и прочие блага жизни – все это уже не мое.
– Наслышан. – Голос Озманяна сделался твердым. – Суд – это неплохое развлечение. Если оно не мешает концертной деятельности. А мы все-таки попробуем поработать вместе. Может быть, из этого получится что-то путное. Я оправдаю деньги, что заплатил вашему бывшему продюсеру. И вы в обиде не останетесь. Итак, завтра…
– Я неважно чувствую себя после болезни.
Ольга Петровна подумала, что встретиться с Озманяном рано или поздно все равно придется. А гастроли по малым города, по дворцам культуры и клубам, – это лучше, чем сидеть в чужом доме, целыми днями таращиться в окно, а вечерами слушать, как мыши скребутся под полом, и вздрагивать от каждого шороха. Не надо ломаться, как звезда, если ты уже не звезда, если наступили трудные времена. На клочке газеты она записала название и адрес ресторана и, вежливо попрощавшись, дала отбой.
* * *
Дело шло к ночи, на небе высыпали крупные звезды, костер на берегу почти погас. Рыбаки, сидевшие кругом, обсуждали неожиданное нападение двух вооруженных бродяг, появившихся из камышей. И решали, что делать дальше. Можно пуститься в погоню за грабителями, но для начала надо заделать пулевую пробоину в днище лодки. Мотор, в который попала вторая пуля, цел, на ходу. Поврежден только металлический кожух. И запас бензина еще остался. Чужаков наверняка можно догнать.
– Можно-то можно… – Бородатый задумчиво смотрел на огонь и скреб ногтями затылок. – У них ствол. Может быть, даже не один. А у нас? Ружье. И два десятка патронов с сырым порохом.
– Хотя бы ментам сообщим: так и так. Напали.
– Заткнись, – сказал бородатый. – Тебе менты что, компенсацию за лодку выделят? Пустят шапку по кругу и в складчину новую «казанку» купят? С мотором? Вспотеешь объясниловки писать. Кто напал? При каких обстоятельствах? Ты же сам виноватым и окажешься.
– Так что, нам на лодке с мотором крест ставить? Отдали за здорово живешь. И до свидания?
– Ну, догоним мы их… – Бородач пошуровал в костре обгоревшим колышком. – И чего дальше? По всему видно: бандиты они опасные. Пристрелят и не поморщатся. Я из-за этой долбаной лодки свою шкуру дырявить не стану.
– Правильно, – согласился рыбак, которого приложили по затылку. – Нечего и гоняться. Случай был в прошлом году. Ну, вроде нашего. Страшное дело, вспоминаю, аж мурашки по спине бегают. Тоже сидели рыбаки на берегу, тоже четверо их было. Костер, уха. Подходят трое чужих мужиков, ну, прикурить, то да се. Ох, вспоминать не могу, прямо в дрожь бросает, что эти сволочи с людьми сделали.