– Вот этот, на карточке. Вы его узнали? Ведь узнали?

– Кого?

– Вот его, – Руденко не опускал фотографию, продолжая держать её перед лицом Крапивина. – Ведь узнали? Это он?

– Кто он?

Локтев, чувствуя напряжение момента, застыл у дверей, не зная, что с собой делать. То ли выйти из палаты и ждать Руденко в предбаннике у дверей в отделение интенсивной терапии, то ли остаться стоять на этом самом месте. Хотелось провалиться сквозь землю.

– Это Тарасов, правильно? Ведь так?

– Ведь как?

– Ведь это Тарасов?

– Кто это?

Крапивин то ли закашлялся, то ли засмеялся странным лающим смехом. В его груди что-то свистело и шипело, так на раскаленной сковородке шипит мороженое сало. Руденко убрал фотографию обратно в карман.

– Слушай меня ты, умирающий лебедь, – голос Руденко сделался злым. – Ты ведь подыхаешь. Понимаешь меня? Жить тебе осталось день, а, может, того меньше. Сейчас ты покрываешь засранца, который виноват в твоей смерти. Понимаешь? Ты не хочешь ничего сказать?

Крапивин не ответил, из его груди продолжало вырываться прерывистое шипение. Руденко протянул руку, поднял больничную рубаху. Обнажилась рана на животе, глубокая, гноящаяся, по краям обмазанная зеленкой. Рана, своими размерами и глубиной похожая вовсе не на рану, похожая на нору полевой мыши или крота.

Локтев прикрыл веки и отвернулся.

– В тебе гноя ведро, – сказал Руденко. – Ты скоро издохнешь. Так скажи правду перед смертью. Ну, скажи.

Крапивин плюнул. Кровавый плевок упал на грязную рубаху. Локтев не видел, что происходит, но он слышал, как Крапивин застонал, жалобно и протяжно.

– Какая же ты тварь, – сказал Руденко, низко склоняясь над постелью.

Крапивин вскрикнул, застонал громко и жалобно.

– Ну, ну, давай, – говорил Руденко. – Облегчи душу.

Локтев испытал кислый тошнотворный позыв.

– Разрешите, я выйду, – сказал он.

– Иди, от тебя все равно никакого толку.

Руденко ещё ниже склонился над кроватью. Крапивин застонал громче, ещё громче. Локтев выскочил из палаты, прошел застекленный тамбур, высунул голову в коридор. У ближнего подоконника Казанцев о чем-то разговаривал с медсестрой.

– Доктор, – крикнул Локтев. – Кажется, больному плохо. Он, кажется, вас зовет.

Казанцев стремительно сорвался с места, косолапя ноги, прошел мимо Локтева в реанимационный бокс. Локтев сел на кушетку, тошнота провалилась вниз, но ещё продолжала кружиться голова. Через минуту появился Руденко. На ходу он вытирал носовым платком чем-то испачканные пальцы правой руки.

– Сволочь, – пробормотал Руденко, неизвестно кому адресуя ругательство. – Он вырубился, гад.

Локтев поспешил к выходу. «Нет, не получит от меня этот садист номер пейджера, – думал Локтев на ходу. Не получит. Руденко говорит, что Тарасов убийца. Но нет веры такому человеку. Он врет, скорее всего, врет. Он что-то замышляет. Если он возьмет Тарасова, то будет мучить его так, как только что мучил этого несчастного, этого Крапивина. Нет, сперва я сам долден во всем разобраться. Должен найти Тарасова, поговорить с ним. А дальше видно будет. Все, решено».

Локтев вслед за Руденко вышел из больничного корпуса, глотнул воздуха и почувствовал облегчение. На улице потемнело, с неба брызнули капли теплого дождя. Руденко остановился под козырьком подъезда, прикурил сигарету. Синее облачко табачного дыма разогнал ветер.

– Слушайте, Кактус, – Руденко усмехнулся. – То есть, Алексей, вот что. Надо форсировать события. Я не знаю, сколько ещё народу в смертном списке у Тарасова. Я не знаю, кто следующая жертва, я почти ничего не знаю… Но этого хрена нужно найти и остановить. Не знаю только, как это сделать. И от вас толку, как от козла молока. Витаете где-то, в высших сферах… Вспомните хоть что-то существенное, помогайте мне. Ведь Тарасов снова что-то затевает. Я это чувствую.

– Постараюсь помочь, – сказал Локтев. – Обещаю.

Тошнота постепенно прошла. Дышалось легко и свободно.

Глава восьмая

Локтеву пришлось потратить уйму времени на поиски адреса частного детективного агентства «Северная звезда».

Покружив по тихим дворам, поплутав среди старых зданий в сплетении кривых переулков в районе Сретики, то и дела сверяясь с адресом, нацарапанном на мятом отрывном листочке, Локтев, наконец, набрел на нужный дом. Как ни странно, агентство «Северная звезда» нашло приют в пятиэтажном здании красного кирпича, под обветшалой крышей научно-исследовательского института нефтяного приборостроения.

Дед вахтер, облаченный в пограничную фуражку с зеленым верхом и китель военного моряка, выслушал вопрос Локтева и молча махнул рукой в сторону лестницы, терявшейся где-то в темноте, в сырости затхлого подвала.

Спустившись вниз на один пролет, Локтев увидел перед собой короткий коридор, освещенный яркой стосвечовой лампочкой. В конце коридора единственная дверь, обитая железом. Ни вывески, ни таблички.

Локтев стукнул в дверь кулаком. Звук от удара получился странный, похожий на раскат далекого грома. Через несколько секунд в замке повернули ключ, петли скрипнули, дверь открылась наружу. С другой стороны порога стоял высокий полный мужчина лет пятидесяти в мятой клетчатой безрукавке навыпуск.

– А вы Локтев?

Мужчина и посмотрел на посетителя пустыми глазами, лишенными человеческого любопытства.

– Он самый, – кивнул Локтев.

– А я Журавлев. Приятно познакомиться.

Мужчина прищурился, протянул для пожатия большую ладонь, мягкую и теплую, как свежеиспеченный батон. Закончив на этом короткую церемонию знакомства, Журавлев пригладил засаленные седые волосы, зевнул во весь рот и, пропустив гостя в комнату, показал пальцем на стул.

Затем хозяин кабинета два раза повернул ключ в замке и, чтобы убедиться, что дверь действительно заперта, с силой подергал за почерневшую от старости деревянную ручку. Локтев вдохнул сырого, пропахшего дешевым табаком воздуха, опустился на стул с мягким сиденьем и спинкой, осмотрелся по сторонам.

На минуту показалось, что он попал не по адресу, очутился совсем не там, куда шел. Ничего себе, детективное агентство, ничего себе «Северная звезда». Берлога одичавшего холостяка, а не агентство.

Зарешеченное слепое окошечко где-то под потолком почти не пропускало дневного света. Из обстановки старый продавленный диван, в изголовье подушка и кое-как сложенный комплект несвежего постельного белья.

У другой стены два письменных стола, один из которых завален желтыми от старости бумагами, на другом столе компьютер, телефонный аппарат и радиоприемник с выдвинутой антенной. В углу комнаты необъятных размеров сейф, рукомойник и электроплитка на тумбочке. Посередине всего этого великолепия, точно под свисающей с потолка лампочкой, ещё один конторский стол, заставленный пепельницами, полными окурков, немытыми чашками, двумя коробками из-под ботинок.