– Ты по-прежнему сочиняешь пьесы?

– В последнее время мне как-то не до этого.

– Понимаю, – усмехнулся Тарасов. – Очень хочу увидеть в театре твою пьесу. Даже мечтаю тряхнуть стариной, сыграть одну из ролей. Ты бы не возражал?

– Конечно, не возражал.

– Впрочем, теперь у тебя появились новые друзья. Кто они? Менты или бандиты?

– У меня не появлялось новых друзей. Я и старых друзей растерял.

– Может, ты спросишь: почему я так делаю? – сказал Тарасов. – Зачем этот взрыв, эта кровь? И вот тебе ответ. Я делаю это, потому что мне так нравится. Что, я сильно изменился? Теперь из двух понятий, «я должен» и «я хочу» я выбираю последнее. И мне совершенно наплевать, что по этому поводу думают другие посторонние мне люди. Или не посторонние. И что ты думаешь, мне плевать. Да, я вошел во вкус. Но у меня есть и другие причины этим заниматься. Причины, о которых тебе не обязательно знать. Я сегодня много говорю. Все, теперь я устал говорить.

Тарасов поднял высокий стакан с водой, сделал большой глоток и заговорил снова.

– Мне показалось, что ты хочешь встать у меня на дороге, – сказал он. – Или уже встал. Случайная встреча в ресторане именно в тот момент, когда эта забегаловка собирается взлетать на воздух. Это, как говаривал режиссер областного драмтеатра, неубедительно. Я не очень верю в такие случайности. Что из этого следует? Возможно, что ты работаешь на ментов. Это плохо. Возможно, ты снюхался с моими врагами. Это ещё хуже. Тут ничего личного, просто этот вопрос надо прояснить. Ну, так кто твои новые друзья?

Начинается. Локтев молча отступил к стене.

Но Тарасов не стал нападать, он как-то печально улыбнулся, отошел в сторону и сел на стул у стены. Вперед пошел Кислюк. Он двигался разлаписто, широко расставляя ноги, будто мужду этих ног у него висела не мошонка, а двухпудовая гиря. На ходу он расстегнул «молнию» куртки и вторую пуговицу рубашки. Поднял кулак до уровня плеча.

Локтев снова попятился. Вот жизнь, под рукой никогда нет кирпича, когда этот кирпич особенно нужен. Нужен, чтобы трахнуть мордоворота по его безмозглой репе. Но размышлять было уже некогда.

Локтев схватил со стойки полупустую бутылку нарзана и запустил ей в круглую морду Кислюка. Слишком медлительный штангист не успел увернуться. Днище бутылки ударило точно в лоб.

Кислюк остановился, обхватил ладонями голову.

Локтев бросился к двери. Но на пути уже стоял Бузуев. Не останавливаясь, Локтев правой навернул Бузуева в грудь. Звук от удара вышел смачный, будто об пол грохнули качан капусты. Бузуев устоял на ногах, но отлетел в сторону. До двери оставалось всего пара шагов.

Но так и не вставший со стула Тарасов выбросил вперед ногу. Локтев, налетев на нее, споткнулся, потерял равновесие, полетел на пол.

Оттолкнувшись ладонями, тут же вскочил на ноги и налетел на кулак Бузуева, угодивший в левое ухо. Локтев, не обращая внимание на боль, лягнул взрывотехника ногой, дернул ручку двери. Дернул ещё раз. Кто-то сзади пнул Локтева ногой в бедро. Дверь заперта.

Локтев развернулся бросился в дальний угол комнаты, к окну.

Кислюк, как ослепший бык, ринулся вперед. На пути он налетел на диван, опрокинул его. На секунду остановился, перескочил через поваленный диван, животом выломал барную стойку.

Локтев поднял нижний шпингалет, рванул ручку двойной рамы на себя. Окно не поддавалось. Кислюк наступил на бутылку, рухнул на пол, ударился головой о деревянный подлокотник дивана. На потолке задрожала, закачалась люстра, казалось, готовая упасть.

Тарасов, скрестив руки на груди, сидел на стуле и наслаждался зрелищем.

Локтев потянулся к верхнему шпингалету. Но подскочивший сзади Бузуев навернул его кулаком по шее, по ребрам. Локтев, так и не достал шпингалет. Он развернулся, стараясь ребром ладони попасть Бузуеву по носу, но промахнулся, и сам получил слева в печень.

Кислюк, ругаясь семиэтажным матом, медленно поднялся с пола, скинул с плеч стеснявшую движения кожаную куртку и пошел вперед. Локтев, стоя спиной к окну, раздавил первое стекло плечом. На пол посыпались острые осколки. Локтев наклонился вперед и достал-таки Бузуева крюком в челюсть.

– Уйдет, – крикнул Тарасов и привстал со стула.

Но той единственной секунды, чтобы раздавить второе стекло и вывалиться в окно, в ночь, в лес, этой секунды уже не осталось.

Кислюк уже развернулся корпусом, оттянул правую руку назад, готовясь к решающему удару. Локтев отпрыгнул в угол, ногой толкнул на Кислюка журнальный столик, опрокинул телевизор. Он снова бросился к двери, надеясь там ещё раз попытать счастья.

На пути, повернувшись к Локтеву левым плечом, вырос Тарасов. Локтев даже не понял, какой именно удар он пропустил первым. Он продолжал стоять, медленно отступая назад. Подняв кверху предплечья, старался защитить ими лицо от ударов. Но то была слабая защита.

– Мы друзья? – спросил Тарасов и съездил Локтеву в левый глаз.

Локтев вжал в плечи шею, выставил вперед лоб, стараясь, чтобы костяшки пальцев противника попали в основание черепа. Но Тарасов был опытным бойцом, чтобы попасться на такую уловку.

– Ведь мы же друзья? – спросил Тарасов.

Локтев не мог ответить. Его дыхание уже сбилось, кровь из рассеченной левой брови залила глаз.

И тут сзади, наконец, прицелившийся Кислюк кончил все дело одним ударом в шею. Это был удар парового молота.

Локтев отлетел в угол, как мешок с тряпками. Комната перевернулась, очертания предметов расплылись, сдвинулись. Кислюк стоял над ним огромный, как живая скала. Он отвел назад ногу и несколько раз пнул Локтева, уже переставшего чувствовать боль.

– Дай-ка я его поздравлю, – орал напиравший сзади Бузуев.

– Я сам, – хрипел, обливаясь потом, Кислюк.

– Дай-ка я его, суку, дай я поздравлю, – толкал в спину Бузуев.

Но путь к Локтеву загораживали широкая спина бывшего штангиста. Кислюк ещё не успел свести свои счеты. Он не собирался отходить в сторону, пока не отведет душу.

Глава тринадцатая

Тем же вечером Журавлев отправился к своему давнему знакомому, президенту охранно-сыскного агенства «Гарант-Плюс» Олегу Марковичу Владимирскому.

Рабочий день в офисе агенства закончился полчаса назад, посетителей не было, сотрудники разбежались по домам. Журавлев провел в приемной президента не более четверти часа, дожидаясь, когда Владимирский закончит междугородние разговоры по телефону.

Этого времени хватило, чтобы выпить чашку чая с печеньем и переброситься парой фраз с худым хмурым мужчиной по фамилии Савченко, референтом агенства, заступившим на вечернее дежурство.

Савченко любил рассказывать о своих двадцати двух своих болезнях, он нашел в лице Журавлева благодарного слушателя. И, не долго думая, начал прелюдию: «У меня язва двенадцатиперстной кишки, а боли для язвы необычные, опоясывающие. Как при панкреатите. При этом мочеиспускание затруднено, потому что у меня…»