Человек на поводке | Страница: 3

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Разве Краудер вам не рассказал?

— Только то, что его застрелили. «Казнен» — он употребил это слово.

— Краудер слишком увлекается телевизором. — Орд откинулся на спинку вращающегося кресла и швырнул спичечный коробок на стол. — Но мне кажется, в данном случае с ним трудно спорить, хотя вся эта история изрядно попахивает Голливудом. Его нашли на городской свалке, с простреленным затылком. Примите мои соболезнования.

— Но, ради всего святого, кто это сделал?

— Мы не знаем. Пока. Но в любом случае это был настоящий профессионал, и то, что он совершил, имеет какой-то смысл. Хотя мы разберемся во всем и без этого пояснения.

Это прозвучало совсем непонятно, в голове у Ромстеда роилось множество вопросов, но он сдержал свое любопытство. Он проделал неблизкий путь, чтобы получить информацию из первых рук, так что можно подождать еще несколько минут. В этот момент дверь в дальнем углу комнаты открылась, и вошел помощник шерифа в белой шляпе. Он подталкивал впереди себя изнуренного вида мужчину средних лет, лицо которого заросло торчащими во все стороны седеющими бакенбардами. Арестованный огляделся, умудряясь сохранять одновременно хитрое и виноватое выражение лица. Помощник шерифа отпустил его руку и показал на стул, стоявший возле стола Орда.

— Паркуйся сюда, Винги.

— Опять? — поинтересовался Орд.

— Опять, — ответил помощник шерифа. Арестованный уселся, уставившись в пол, и принялся похлопывать себя по бокам в поисках несуществующих сигарет. Орд послал ему пачку через стол.

— И перед кем он на этот раз сорвал свои покровы? — спросил он. — Перед Лигой женщин-изобретательниц?

— Перед женой владельца ранчо на шоссе Деннисон. — Помощник шерифа вздохнул и отошел к столику, чтобы налить себе кофе. — Видит Бог, хотел бы я иметь такой предмет для гордости.

Арестованный теперь хлопал по карманам в поисках спичек. Орд подтолкнул к нему коробок.

— Держи, курилка. — Он покачал головой, заправил новый бланк в пишущую машинку и заговорил тоном, каким обычно обращаются к непослушному ребенку:

— Винги, когда-нибудь ты вознамеришься потрясти своим нарциссом перед какой-нибудь женщиной, которая не растеряется и отрежет его у тебя ко всем чертям, а потом вставит тебе же в ухо.

Зазвонил телефон. Орд поднял трубку.

— Хорошо, — произнес он, затем обернулся к Ромстеду и махнул рукой в сторону коридора. — Это Брубейкер. Вторая дверь налево.

Ромстед прошел через дверцу в барьере и направился по коридору. Кабинет оказался небольшим. Брубейкер сидел за столом, прислонившись спиной к венецианскому окну, занавешенному жалюзи, и перебирал содержимое толстой картонной папки. Он встал и протянул Ромстеду руку, — крепкого сложения мужчина со стриженными под ежик рыжеватыми, седеющими на висках волосами и свежим цветом лица. Рукопожатие было твердым, и вообще Брубейкер выглядел весьма энергичным человеком. Указав на стул перед своим столом, он улыбнулся.

— Однако с вами не так-то просто связаться. — Усевшись напротив, хозяин кабинета взял из пепельницы тлеющую сигару и опять склонился над содержимым папки. — Мы целых две недели пытались до вас дозвониться.

— Меня не было в городе, — ответил Ромстед. — Я вернулся только вчера вечером.

— Я знаю. Мы раздобыли адрес у адвоката вашего отца, но ваш телефон не отвечал. Тогда мы попросили полицию Сан-Франциско проверить вашу квартиру. Домовладелец сказал, что понятия не имеет, где вы пропадаете. В бумагах Краудера значится, что вы были на каком-то корабле. Вы тоже моряк?

— Нет, — покачал головой Ромстед. — У моего друга моторная яхта, и мы перегоняли ее в Сан-Диего. Я прилетел в Сан-Франциско вчера вечером, и ваше сообщение дожидалось меня вместе с остальной почтой.

— Значит, в то время, когда произошло убийство, вы находились в море?

— Если это случилось две недели назад, то мы были вблизи мыса Сан-Лукас.

— Где это?

— Южная оконечность Калифорнийского залива.

— Понятно. А чем вы зарабатываете на жизнь?

— В данный момент — ничем. Последние двенадцать лет я провел в Центральной Америке, но месяца четыре назад продал свое дело.

— Какое дело?

— Лодки. У меня в Коста-Рике была дистрибьютерная фирма по продаже моторных лодок и яхт — для рыбаков, путешественников и просто желающих приятно провести время.

— А когда вы в последний раз видели отца?

— Примерно четыре года назад. Я приезжал в Южную Калифорнию на фабрику, а его корабль стоял в Лонг-Бич. Я поднялся на борт, и мы немного выпили.

— Похоже, вы оба жили совершенно независимо друг от друга, не так ли? Вы знали, что у него в Сан-Франциско есть квартира?

Ромстед печально улыбнулся:

— До вчерашнего разговора с Краудером я даже не знал, что он вышел в отставку. Я написал ему на адрес пароходной компании, когда продал дело и вернулся в Сан-Франциско, надеюсь, они передали письмо. Сам он почти не писал, пару раз в год я получал от него открытки — вот и вся переписка… Но как все произошло? У вас есть хоть какие-нибудь предположения, кто это мог сделать?

— Нет. Мы надеялись, что вы нам поможете, но раз вы не поддерживали с ним близких отношений…

— А как с опознанием тела?

— Никаких проблем. — Брубейкер раздраженно махнул рукой. — Откуда им, к черту, быть — в этом городе не так много мужчин шести футов пяти дюймов роста с белыми как снег волосами. К тому же все документы находились при нем, в бумажнике. На всякий случай можете удостовериться сами. — Он выложил на стол две большие глянцевые фотографии.

Мысленно подбодрив себя, Ромстед поднес их к глазам. Первая запечатлела человека, лежащего на спине на куче грязного хлама: пустых бутылок, газет, журналов, безголовых кукол, ржавых банок, а прямо над спутанной гривой седых волос убитого валялась выпотрошенная диванная подушка и полуистлевшие ботинки. Это был его отец. В темном костюме, светлой рубашке и галстуке, лодыжки стянуты коротким куском веревки, заломленные за спину руки, по-видимому, тоже связаны. Никаких видимых следов насилия. Вот только лицо густо запорошено каким-то белым порошком.

Второй снимок был сделан с более близкого расстояния, он изображал увеличенную голову и плечи — в том же положении и на том же месте. Открытые глаза невидяще уставились вверх с тем недоуменным и затуманенным выражением, какое бывает только у мертвецов. Широко распахнутый рот, по всей видимости, нарочно растянули, чтобы доверху набить порошком. Порошок походил на муку или сахарную пудру. Он же был в ноздрях, на подбородке и по обе стороны от лица на земле. Ромстед сложил снимки вместе и вернул обратно.