С утра Девяткин изучал документы по делу об убийстве бывших театральных артистов Лидии Антоновой и Бориса Свешникова. Итак, Свешников и Антонова скончались вследствие удара самодельной заточкой в область грудной клетки. Такие заточки изготовлял Паша Клоков, которого подстрелил Девяткин. Это установлено следствием.
Что из этого следует? Ровным счетом ничего. На этом все концы обрываются. У того и другого преступления нет корыстного мотива, нет следов убийцы, которые можно идентифицировать… Есть только непроверенные догадки и собачий нюх, редко подводивший Девяткина. Есть внутренняя уверенность, что Игорь Грач замешан в этих кровавых делах.
На днях Девяткин отправил запрос в мордовскую колонию строгого режима, где отбывал срок Грач. Ничего нового в ответе не содержится. Пишут, что заключенный был злостным нарушителем режима. Перед выходом на волю в беседе с начальником колонии он сообщил, что собирается вернуться в Москву, хочет открыть свой бизнес, но не пояснил, чем именно планирует заняться. В соответствии с законом ему выдали гражданские вещи, справку об освобождении и деньги на железнодорожный билет.
Девяткин по памяти набрал номер старого приятеля подполковника Олега Ганшина, заместителя начальника одного из управлений Следственного комитета Министерства внутренних дел, и спросил, есть ли у того допуск к секретным делам из архива.
– Разумеется, есть, – ответил Ганшин. – Я ведь тут не последний человек. Что у тебя за проблема?
– Пытаюсь разобраться в деле с двумя убийствами, – ответил Девяткин. – Есть подозреваемый, некий Игорь Грач. Недавно он вернулся из мест лишения свободы. Хотел почитать о «подвигах» Грача, но около четырех лет назад его дело забрали назад из районного управления внутренних дел к вам, в Следственный комитет. Инициативу проявил некий подполковник Иван Старков. И почему-то засекретил дело. Мне бы получить доступ к тем материалам. Или хотя бы справку.
– Не проблема, – ответил Ганшин. – Кстати, Старкова убрали с работы. Его подозревали в получении взятки, но глубоко копать не стали. Дело спустили на тормозах. Старков подал рапорт. А потом уехал из России. Сейчас живет с семьей на Кипре. В хорошем особняке, который он купил еще лет десять назад. Так-то… В архив я сам схожу, почитаю бумажки, если их мыши не съели. Справку не обещаю. Документы все-таки секретные, на словах все перескажу. Жди, позвоню завтра.
Девяткин попрощался и набрал номер старшего лейтенанта Лебедева.
– Чем занимаешься? – спросил он.
– Сплю, – ответил Лебедев. – Я час назад с ночного дежурства вернулся. Впереди десять дней тренировок, потом соревнования в Питере.
– Ну, прошу прощения, что разбудил. – Девяткин вложил в эти слова весь сарказм, на который был способен. – Я, дорогой мой Саша, одобряю твое увлечение классической борьбой, но только до тех пор, пока оно не мешает работе. Сейчас дел навалилось столько, что экскаватором не разгребешь. А у тебя очередные соревнования. Выходит, ты будешь стоять в лавровом венке на пьедестале почета и улыбаться девушкам, а товарищам по работе придется таскать ведра с помоями?
– Какие ведра? – Лебедев еще не проснулся, поэтому не понимал иносказательных выражений.
– Другими словами, я буду делать грязную работу, а ты медали получать?
– Никак нет, – пробормотал Лебедев. – То есть да…
– Вот мое слово: пока все дела не закруглишь, на соревнования не едешь. – В голосе Девяткина звучал металл. – Теперь записывай. Завтра с утра отправишься в информационный центр Министерства внутренних дел. Затем перелопатишь картотеку личного учета на Петровке. Наведешь справки через стукачей. Пользуйся любыми источниками информации, но нарисуй мне картину жизни Игоря Грача.
– Что нужно узнать?
– Ценность представляет любая информация. Последний срок Грач получил четыре с лишним года назад. Но ведь его жизнь началась не пять лет назад. Что-то было раньше. Даю тебе трое суток на изыскания.
– Но я… Как же тренировки?
– Ты и так в прекрасной форме. Если справишься, отпущу на соревнования. В противном случае… В убойном отделе нужны сыщики, а не мастера по классической борьбе. Делай выводы, пока эти выводы за тебя не сделал я. – И Девяткин бросил трубку.
В полдень самолет совершил посадку в аэропорту Самары. Дождавшись, когда пассажиры покинут салон, Попович подошел к командиру экипажа и получил обратно свой пистолет, который, в соответствии с законом, сдал летчику на время полета. Сунул ствол в подплечную кобуру и спросил, как до-браться до города.
– Такси возьми, – посоветовал летчик.
– С деньгами напряг.
– Тогда на автобус садись. Еще быстрее доедешь.
Однако от аэропорта до центра города добирались довольно долго, по дороге автобус сломался, и водитель полчаса копался в движке, пока тот не завелся. Тем временем Попович сосчитал деньги. У него нашлась стопка мятых рублей, в пересчете на иностранную валюту двести баксов. Несколько мятых купюр завалялись к карманах летних брюк Радченко. Еще сто восемьдесят долларов вытащила из сумочки Дорис. Была тут и ее кредитная карточка, выпущенная крупным американским банком. Но проклятую карту, как показала проверка в аэропортах Воронежа и Самары, российские банкоматы почему-то выплевывали.
– Ничего, пока перебьемся, – успокоил их Радченко. – Может, уже сегодня найдем этого хмыря Фазиля Нурбекова. И предложим сто – сто пятьдесят американских долларов. От такого предложения деловой человек не отказывается, если, конечно, он в здравом уме.
Адрес родственника Фазиля Нурбекова выяснили через городскую справочную службу, которая помещалась неподалеку от автовокзала. Потом зашли в диетическую столовую, взяли три геркулесовые каши на молоке, по одному вареному яйцу и стакану чая с сахаром. Дима расправился с едой быстрее всех и подумал, что съел бы еще три таких же завтрака – если бы, конечно, дали. Но в столовой «за так» не кормят.
Они добирались до места на автобусе. Дядя жил в высотном кирпичном доме, стоявшем не в самом живописном месте: между склоном оврага, превращенного в свалку, и прудом, заросшим настолько, что больше напоминал болото. Пахло чем-то затхлым, мучительно хотелось пить.
Оставив спутников внизу, Дима поднялся на десятый этаж, нажал кнопку звонка. Двери открыл невысокий смуглолицый человек лет пятидесяти с усиками и темными волосами, тронутыми сединой.
– Значит, вы и есть господин Нурбеков?
– Предположим. – Человек, прищурившись, гадал про себя, кого принесла нелегкая. – Чего тебе?
– Я адвокат из Москвы. Вот удостоверение.
– Смотреть не хочу, – буркнул Нурбеков. – Будто не знаешь, что за пару пузырей водки можно купить любую ксиву, хоть министра иностранных дел. Давай по сущетву.
– Со мной молодая женщина, гражданка Америки, – сказал Радченко. – Я представляю ее интересы. А ее интересы состоят в том, чтобы получить тетрадку с личными записями, ежедневник – тот самый, что оказался у вас во время проживания в московской гостинице. Вы получили ее почтой и расписались там, где должна была расписаться Дорис Линсдей. Я очень хочу исправить это недоразумение. Есть деловое предложение. Предлагаю купить эту тетрадь за сто долларов. Отдам рублями по курсу.