Ночные сумасбродства | Страница: 16

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Даже слишком хорошо. Мелоди ничего не ответила, и тишина неожиданно стала неуютной. Зик медленно потягивал кофе. Лицо спокойное, непроницаемое. Она представления не имела, о чем он думает. Это встревожило молодую женщину.

Ее пальцы сжали чашку. Мелоди никогда не задумывалась над тем, что Зик чувствует в глубине души, чего желает. Она занималась своей карьерой, выживанием в блестящем мире шоу-бизнеса. Мелоди была поражена, что Зик выбрал в жены ее. Ей казалось, что их жизнь складывается слишком хорошо, чтобы быть правдой, и не стоит раскачивать лодку. К тому же было проще не копать слишком глубоко.

Дети, например. Мелоди посмотрела на медальный профиль Зика, и ее сердце сжалось. Когда они говорили о семье, ей казалось, что он хочет поскорее завести детей, но она никогда не обсуждала с ним эту тему серьезно, откладывала проблему на некое неопределенное будущее. Из того, что он сказал утром, любуясь двумя японскими малышками, следовало, что Зик хочет быть отцом, причем сильнее, чем большинство мужчин, — из-за того, что пережил в детстве. Он, вероятно, мечтает дать своим детям все, чего сам был лишен. Почему она раньше этого не понимала?

Потому что не давала себе времени подумать; потому что была слишком занята тем, чтобы быть такой, какой, по ее мнению, должна быть жена Зика Джеймса. Вот что было неправильного в их отношениях до несчастного случая. И вина целиком лежала на ней. Видимо, бабушке все-таки удалось посеять опасения в душе маленькой испуганной Мелоди. Но теперь она — взрослая женщина, жена, и должна побороть тайные страхи и эмоции.

Мелоди потихоньку пила кофе, но к глазам ее подступали слезы. Она ни на что не годится. Зик не заслуживает того, чтобы быть связанным с таким никчемным существом, как она. Но он с ней не разведется, не нарушит свои обещания. Такой он человек. Значит, избавить его от обузы должна она.

Когда его рука потянулась к ней, Мелоди не успела отогнать слезы. Он внимательно осмотрел ее черными, мягкими, словно бархат, глазами. Да, его сила, которая с самого начала привлекла Мелоди, не исчезла.

— Все будет хорошо. — Зик большим пальцем стер с ее щеки предательскую влагу. — Ты опять со мной, и все встанет на свои места. Вот увидишь.

Она покачала головой:

— Нет, Зик, не встанет. Его взгляд помрачнел.

— Неужели ты действительно думаешь, что твои шрамы повлияют на мою любовь? Наоборот, возрастет уважение к тебе за то, как ты боролась, чтобы преодолеть беду. Неужели ты считаешь меня пустым человеком?

— Я не думаю, что ты пустой человек. Зато я — пустышка. Мне не надо было становиться твоей женой. Мне вообще не надо было выходить замуж, пока я не узнала себя, не поняла, в чем мои проблемы.

Его лицо стало непроницаемым.

— А теперь ты знаешь себя?

— Начинаю узнавать. — Мелоди облизала пересохшие губы. — Ну я и штучка!

— Не штучка. Просто ранимая, испуганная, неуверенная. Ты всегда была такой, Ди, поверь. Но ты еще отважная, добрая, благородная. Я не знал никого с таким добрым сердцем, как у тебя. И положительных качеств намного больше, чем отрицательных.

— Ты считаешь, что хорошо меня знаешь?

— Конечно. — Он улыбнулся.

— Ты уверен в себе?

— Приходится, — спокойно сказал Зик. — Ради тебя и ради меня самого. Несчастный случай извлек на поверхность вещи, которые в другой ситуации проявлялись бы постепенно. Но что случилось, то случилось, и, может быть, это к лучшему.

Оскорбленная до глубины души Мелоди смотрела на него очень пристально.

— Не смей так говорить! — гневно воскликнула она. — Я потеряла все, чего добивалась всю жизнь.

Лицо Зика посуровело, но голос все еще звучал спокойно.

— Нет, Ди. Ты потеряла возможность танцевать. И только. Ты по-прежнему можешь видеть, слышать, обонять, осязать. Твой мозг не пострадал, твой ум такой же острый, ты способна решать, куда хочешь идти, чем хочешь заняться. Ты можешь ходить самостоятельно. Есть очень много людей, в том числе и в больнице, где ты лежала, которые за одно это отдали бы десять лет жизни. У тебя есть все, ради чего стоит жить.

Злость сменилась болью.

— Значит, ты винишь меня в жалости к себе? Зик пристально посмотрел на жену угольно-черными глазами.

— Это ты сказала, а не я, — заметил он, когда свет в зале начал гаснуть. И откинулся на спинку кресла. Его лицо было по-прежнему непроницаемым.

Мелоди едва слышала оркестр. Она гнала прочь горячие слезы обиды и говорила себе, что ненавидит Зика. Как посмел он высказать ей все это после того, что она пережила и передумала? Разве он не понимает, как сильно изменилась ее жизнь? Или ему безразлично? Теперь ясно: она права, настаивая на разводе.

Занавес поднялся, но прошло несколько минут, прежде чем Мелоди удалось сосредоточить внимание на спектакле. Драма ее собственной жизни перевешивала. Иногда она чувствовала, что Зик смотрит на нее, но ни разу не обернулась.

Через некоторое время злость утихла, и спокойный, но настойчивый голосок глубоко внутри ее начал говорить, что Зик прав. «Прав, но жесток и бесчувствен», — мрачно сказала она себе.

Прошло еще двадцать минут, прежде чем Мелоди вынуждена была признать: Зик сказал то, что не решился бы сказать никто другой, потому что чувствовал, что ей необходимо это услышать. Он всегда был безжалостно честен и прям. Но прежде его суровая правдивость никогда не была направлена против Мелоди, по крайней мере столь прямо. И все-таки, если это — требовательная любовь, она ее не желает.

К тому времени, когда актеры в последний раз вышли под шумные аплодисменты на поклон, Мелоди чувствовала себя совершенно разбитой. Даже двадцать сеансов с психотерапевтом не смогли бы настолько опустошить ее эмоционально. Как будто дверь в ту часть ее мозга, где сидели взаперти сомнения и страхи, вдруг распахнулась. Теперь ей придется иметь дело со многими кошмарами одновременно. Вот так канун Рождества! — подумала она с отчаянием.

Вероятно, Мелоди выглядела соответственно, потому что в голосе Зика звучала искренняя забота, когда он предложил:

— Мы можем не ехать в ресторан, а заказать ужин в номер, когда вернемся в отель.

Мелоди кивнула. Мысль об интимном ужине вдвоем пугала ее, но она слишком устала.

— Ты согласна? — Зик стал целовать ее медленно, ласково, и у нее не было сил сопротивляться. — Пошли, — произнес он. — Пора возвращаться домой.

Если бы! В горле Мелоди что-то сжалось. Если бы это было год назад, когда все было так хорошо! Да был ли их брак на самом деле?

Ноги плохо слушались ее. Она встала, и необходимость прилагать усилия помогла молодой женщине немного прийти в себя. Едва они вышли из ложи, Зик обнял ее и опять поцеловал. Это был уверенный поцелуй, сильный и сладкий. Его губы творили чудеса, а пальцы массировали позвоночник Мелоди.

— Мой метод психотерапии, — заметил он весело. — И это эксклюзив.