Я поспешил выбросить эти мысли из головы и сосредоточил взгляд только на ее прекрасных, конусообразной формы глазах. Она рассматривала меня не с подозрением, но с восхищением. Бьянка не красила губы – они были от природы ярко-розовыми, а обрамлявшие сияющие глаза длинные ресницы, чуть подкрашенные и завитые, походили на лучи звезды.
«Я хочу вас, хочу немедленно!» – вот что она думала. Ее мысли ударили мне в уши.
Я наклонил голову и поднял руки.
– Милый ангел, – сказала она. – Обоих! – прошептала она Мариусу и взяла меня за руки. – Идемте со мной.
Я был уверен, что он положит этому конец. Он предостерегал меня, чтобы я избегал близкого осмотра. Однако он только поднялся с кресла и двинулся в сторону ее спальни, распахнув обе створки расписных дверей.
Издалека, из гостиных, доносился ровный гул разговоров и смеха. К нему добавилось пение. Кто-то играл на спинете. Все шло своим чередом.
Мы скользнули в ее постель. Меня всего трясло. Я увидел, что мой господин нарядился в плотную тунику и в красивый темно-синий камзол, – на это я раньше практически не обращал внимания. Мягкие темно-синие перчатки плотно облегали пальцы, а ноги вплоть до красивых остроконечных туфель скрывали плотные мягкие кашемировые чулки. Он прикрыл всю свою жесткость, подумал я.
Устроившись у изголовья кровати, он без всяких угрызений совести помог Бьянке сесть непосредственно рядом с собой. Я отвел глаза, занимая место около нее. Но когда она обхватила ладонями мое лицо и с энтузиазмом меня поцеловала, я заметил, что он совершает одно действие, которого я раньше не видел.
Приподняв ее волосы, он, казалось, поцеловал ее сзади в шею. Этого она не почувствовала и никак не отреагировала. Однако, когда он отодвинулся, его губы были в крови. И, подняв обтянутый перчаткой палец, он растер эту кровь, ее кровь, всего несколько капель из поверхностной, разумеется, царапины, по всему лицу. Для моих глаз это выглядело как сияние жизни, но она увидит все совсем иначе.
Кровь оживила ставшие практически невидимыми поры его кожи, а также углубила почти незаметные прежде линии вокруг глаз и рта. Она в целом придала ему более человеческий вид и послужила защитой от ее приблизившихся глаз.
– Я получила вас обоих, как всегда мечтала, – тихо проговорила она.
Мариус оказался прямо перед ней, обхватив сзади рукой, притянул ее к себе и начал целовать не менее жадно, чем в свое время я. Сперва я поразился и почувствовал уколы ревности, но она нашла меня свободной рукой, прижала к себе, отвернулась от Мариуса и стала целовать меня тоже.
Мариус перегнулся через нее и прижал меня к ней плотнее, чтобы я прикоснулся к ее мягким изгибам, почувствовал все тепло, исходившее от ее чувственных бедер.
Он лег на нее сверху, легко, чтобы не причинить ей неудобства, правой рукой поднял ее юбку и просунул пальцы между ее ног.
Это было очень дерзко. Прижимаясь к ее плечу, я смотрел, как вздымается ее грудь, а дальше виднелся крошечный, покрытый пушком холмик, который уместился в его руке.
Она окончательно забыла о всяких приличиях. Он осыпал поцелуями ее шею и грудь, обхватив пальцами пушок между ее ног, и она, приоткрыв рот, начала извиваться от не поддающейся контролю страсти; ее ресницы трепетали, все тело внезапно увлажнилось и источало новый, горячий аромат.
Я осознал, что чудо заключается в том, чтобы довести человеческое тело до состояния такой повышенной температуры, чтобы оно источало все эти сладкие запахи и даже интенсивное, невидимое глазу мерцание эмоций; это все равно что разжигать огонь, пока не запылает костер.
Пока я целовал ее, по моему лицу разливалась кровь моих жертв. Казалось, она снова ожила, разгоряченная моей страстью, но в моей страсти не было демонической потребности. Я прижался открытым ртом к коже ее горла, накрыв то место, где голубела, словно река, артерия. Но я не хотел причинять ей боль. Я не испытывал желания причинять ей боль. На самом деле, обнимая ее, я ощущал только удовольствие, просовывая руку между ней и Мариусом, чтобы покрепче прижать ее к себе и покачивать, пока он продолжает играть с ней, то поднимая, то опуская пальцы на нежном холмике между ее бедер.
– Что ты меня дразнишь, Мариус, – прошептала она, тряся головой. Подушка под ней промокла и пропиталась запахом ее волос. Я поцеловал ее в губы. Они впились в мой рот. Чтобы не дать ее языку обнаружить мои вампирские зубы, я сам проник языком в ее рот. Губы, расположенные внизу ее живота не могли бы быть приятнее, плотнее, влажнее.
– А, тогда вот так, милая, – ласково ответил Мариус, и в нее проскользнули его пальцы.
Бьянка приподняла бедра, как будто ей помогали в этом его пальцы, чего ей как раз и хотелось.
– Господи, помоги мне, – прошептала она, достигая вершин страсти, ее лицо потемнело от прилившей крови, а грудь охватило розоватое пламя.
Я сдвинул ткань и увидел, что краснота распространяется по всей груди, а соски затвердели, как изюминки.
Я закрыл глаза и лег рядом с ней. Я отдался восприятию страсти, раскачивающей ее тело, а потом, когда огонь стал угасать, она почти погрузилась в сон. Она отвернулась от меня, лицо разгладилось, веки изящно смежились. Она вздохнула и непринужденно приоткрыла прелестные губки.
Мариус отвел волосы с ее лица, расправил мелкие непокорные колечки, промокшие от влаги, и поцеловал ее в лоб.
– Теперь спи и знай, что ты в безопасности, – прошептал он. – Я всегда буду о тебе заботиться. Ты спасла Амадео. Ты не позволила ему умереть до моего прихода.
Бьянка сонно повернулась к нему и медленно открыла блестящие глаза.
– Разве я недостаточно хороша для тебя, чтобы любить меня просто за мою красоту? – спросила она.
Я внезапно осознал, что она говорит об этом с горечью и удостаивает его своим доверием. Я читал, а точнее, чувствовал ее мысли!
– Я люблю тебя, – тихо сказал Мариус. – И мне все равно, одеваешься ли ты в золото и жемчуг, отвечаешь ли ты мне остроумно и быстро, содержишь ли ты элегантный дом, где я могу отдохнуть. Я люблю тебя вот за это сердце, которое привело тебя к Амадео, когда ты знала, что это опасно, что те, кто знает англичанина, могут причинить тебе зло, я люблю тебя за мужество и за что, что ты знаешь об одиночестве.
Ее глаза на секунду расширились.
– За то, что я знаю об одиночестве? О да, я прекрасно знаю, что′ значит быть совсем одной.
– Да, моя храбрая Бьянка, а теперь ты знаешь, что я тебя люблю, – прошептал он. – А что Амадео тебя любит, ты всегда знала.
– Да, я тебя очень люблю, – тоже шепотом подтвердил я, лежа рядом и обнимая ее.