И в то же время мне казалось, что с моей стороны будет чрезвычайной наглостью вновь отодвинуть крышку и посмотреть на Габриэль во сне, как я смотрел перед тем, как отойти от нее накануне. Мне казалось, что я тем самым оскорблю ее. Словно обычный смертный, я почувствовал стыд. Дома я никогда бы не осмелился без стука открыть дверь ее комнаты, не говоря о том, чтобы отодвинуть полог ее кровати.
Она непременно проснется! Она должна! И будет лучше, если она сама поднимет и сдвинет крышку. Она поймет, что значит проснуться и встать. Жажда обязательно разбудит ее в нужный момент точно так же, как она всегда будила меня.
Я зажег закрепленный на стене факел и вышел, чтобы глотнуть свежего воздуха. Оставив двери незапертыми, я направился в комнату Магнуса, чтобы оттуда увидеть, как в небе догорают остатки вечерней зари и сумерки уступают место тьме.
Я был уверен, что непременно услышу, если Габриэль проснется и встанет.
Прошло, наверное, около часа. Я сидел на подоконнике, прислонившись спиной к железным прутьям решетки. Небесная лазурь окончательно исчезла, и в вышине засияли звезды. Вдалеке, в Париже, вспыхнули мириады крошечных огоньков. Я встал и подошел к сундуку, чтобы отобрать украшения.
Она всегда любила драгоценности. Навеки покидая свою комнату, она прихватила с собой несколько любимых вещиц. Чтобы лучше видеть, я даже зажег свечи, хотя на самом деле мне они были не так уж и нужны. Сам по себе свет казался мне красивым, а еще больше нравилось, как он играл и переливался в гранях драгоценных камней. Я нашел чудесные, очень изящные украшения: усеянные жемчужинами булавки, которые она сможет приколоть к лацканам своего мужского покроя сюртука, и кольца, которые на ее тонких пальцах будут казаться почти мужскими…
Время от времени я прислушивался в надежде, что раздадутся ее шаги. И вскоре сердце мое вновь сковал ледяной холод. А вдруг она все же не встанет? Что, если ей была подарена всего одна ночь? При мысли об этом у меня в висках застучало от ужаса. Что толку тогда в заполняющих сундук драгоценностях? Красота световых бликов, пляшущих в гранях изумрудов и бриллиантов, для меня ровным счетом ничего не будет значить.
Я по-прежнему не слышал ни одного звука, свидетельствующего о ее присутствии. До меня доносились только шум ветра, шорох листьев в кронах деревьев, тихий свист мальчишки, прислуживающего на конюшне, ржание лошадей.
Издалека послышался перезвон колоколов деревенской церкви.
Неожиданно у меня возникло отчетливое ощущение, что за мной кто-то следит. Это было так непривычно, что я запаниковал. Резко повернувшись и едва не перевернув сундук, я стал пристально всматриваться в черное отверстие секретного лаза, но никого и ничего там не увидел.
Не было никого и в самой комнате – лишь отблески свечей плясали на поверхности крышки саркофага с высеченным на ней мрачным изображением Магнуса.
Однако, бросив взгляд на зарешеченное окно, я увидел ее. Прильнув к прутьям решетки, она смотрела прямо на меня.
Казалось, она просто парит в воздухе. Держась обеими руками за прутья, она улыбалась.
От неожиданности я едва не вскрикнул. Покрывшись с ног до головы холодным потом, я попятился от окна. Мысль о том, что меня вот так застали врасплох и я оказался совершенно беззащитным, привела меня в полное замешательство.
Она, однако, не сдвинулась с места, и улыбка ее из спокойной и даже безмятежной постепенно превратилась в озорную. Пламя свечей отражалось в ее глазах, отчего они, казалось, сверкали.
– Нехорошо пугать таким образом других себе подобных бессмертных, – сказал я.
Она засмеялась, и, должен признаться, никогда при ее жизни я не слышал, чтобы она смеялась так легко и свободно.
Услышав этот смех и увидев, как она двигается, я испытал сильнейшее облегчение. И тут же вспыхнул от смущения.
– Как ты там оказалась? – спросил я, подбегая к окну и хватая ее за руки.
Ее смеющийся рот был просто очарователен, а густая грива волос вокруг лица мерцала в темноте.
– Поднялась по стене – а как же еще? – ответила она. – Как еще могла я сюда попасть?
– Ладно, спускайся. Ты все равно не сможешь пролезть сквозь решетку. Я встречу тебя внизу.
– Ты прав. Я обследовала все до единого окна. Но лучше встреть меня возле верхних зубцов – так быстрее.
Она стала проворно взбираться по стене, с легкостью цепляясь носками башмаков за прутья решетки, и вскоре исчезла из виду.
Как и накануне, она была полна энергии.
– Почему мы торчим здесь и не отправляемся снова бродить по Парижу? – поинтересовалась она.
Несмотря на то что выглядела она очаровательно, что-то с ней было не так… но что именно?
Теперь ей уже не хотелось целоваться, у нее не было даже желания говорить. И я чувствовал, что это причиняет мне боль.
– Я хочу показать тебе внутренние покои, – сказал я, – и драгоценности.
– Драгоценности?
В окно она не могла видеть сокровища, так как их скрывала крышка сундука. Она пошла впереди меня сначала в ту комнату, в которой сгорел Магнус, а потом поползла по узкому туннелю.
Содержимое сундука буквально потрясло ее.
Нетерпеливым жестом отбросив на спину волосы, она принялась перебирать броши, кольца, разного рода мелкие украшения, так похожие на те, которые когда-то достались ей по наследству и которые она была вынуждена продать одно за одним.
– Подумать только! Он, должно быть, собирал их сотни лет. Какие изысканные вещи! Он не брал что попало. Поистине это было необыкновенное существо!
И снова она почти сердито откинула назад волосы. Они стали светлее, гуще и приобрели здоровый блеск. Великолепные волосы!
– Взгляни на жемчуг, – посоветовал я, – и на эти кольца.
Я указал на те, что отобрал для нее чуть раньше. Взяв ее за руку, я надел кольца на тонкие пальцы. И пальцы дрогнули, словно способны были испытывать удовольствие. Она вновь рассмеялась.
– А из нас вышли поистине великолепные дьяволы! Ты согласен?
– Охотники из Сада Зла, – согласно кивнул я.
– В таком случае мы отправляемся в Париж.
Лицо ее чуть скривилось, будто от боли. Ее мучила жажда. Она провела языком по губам. Хотелось бы мне знать, привлекаю ли я ее хотя бы вполовину так, как она притягивает меня?