Вообще, ни один эксперимент или серия экспериментов не дают нам оснований высказывать абсолютные суждения о «сознании» и «материи». Эксперименты только дают нам право утверждать, что на данном этапе одна модель кажется полезнее других. Любое превышение этого права и вера в модель иррациональна; сторонники «христианской науки» это признают, но материалисты-фундаменталисты — никогда.
Третья теория о равноценности и независимости «сознания» и «материи» разработана Декартом, и, насколько мне известно, ни один современный мыслитель не воспринимает ее всерьез. Она настолько несовершенна и надуманна, что возникает подозрение, будто Декарт просто хотел применить некоторые механистические принципы к анализу поведения, но при этом не обидеть Старую Инквизицию.
Наверняка, я никого не удивлю, сообщив, что четвертая теория о метафоричности «сознания» и «материи» кажется мне самой оправданной. Перефразируя Юма, мы никогда не наблюдаем наше «сознание», а тем более «сознание вообще». Мы наблюдаем или ощущаем лишь ментальное состояние1, ментальное состояние2, ментальное состояние3 и т. д. Точно так же мы никогда не наблюдаем «материю вообще», а ощущаем лишь чувственный сигнал1, чувственный сигнал2 и т. д. (Вспомним, что этимологически понятие «материя» означает «то, что измеряется», которое исторически возникло в результате проведения измерения1, измерения2 и т. д. Метафоричность этого понятия становится очевидной, когда мы вспоминаем, как Платон вывел из курятника1, курятника2 и т. д. вечный курятник.)
Обычно одни метафоры кажутся полезнее других; вот так и метафоры о «сознании» и «материи» долгое время казались полезными, да и до сих пор считаются полезными.
Но точно так же, как старые метафоры о «пространстве» и «времени» стали бесполезными после появления теории относительности Эйнштейна, уступив место современной метафоре о «пространстве-времени», метафоры о «сознании» и «материи» тоже могут оказаться бесполезными и уступить место новым метафорам.
Врачам, психиатрам и социологам кажутся все более полезными психосоматические метафоры. На основании множества накопленных свидетельств можно утверждать, что негативные мысли и эмоции вызывают у людей болезни, а положительные мысли и эмоции восстанавливают и укрепляют здоровье. Для «объяснения» этих данных либо привлекается некое загадочное «психосоматическое единство», либо просто констатируется, что из-за несостоятельности старых моделей «сознания» и «материи» необходимо создать новую холистическую модель, в которой «сознание» и «материя» сольются друг с другом точно так же, как «пространство» и «время» слились в единое «пространство-время» в теории относительности Эйнштейна.
Кроме того, бихевиористы говорят об огромной пользе (прагматической ценности) моделей, в которых «мое сознание» и «ваше сознание» считаются элементами единого социального поля, а не отдельными, как кирпичики, аристотелевскими сущностями. В каждой из версий «Копенгагенской интерпретации» явно или неявно подразумевается, что «экспериментальная реальность» включает в себя экспериментатора и не имеет ничего общего с прежней философской «реальностью», существующей независимо и «отдельно» от нас. По мнению сторонников одного из направлений в области психологии, не только «сознание» влияет на «тело», но и «тело» влияет на «сознание», в результате чего, к примеру, постоянное напряжение мышц провоцирует вечное «психическое состояние» беспокойства или раздражения, а расслабление мышц способствует «психической» разрядке. По мнению сторонников другой психологической модели, каждый «неврастеник» или «психически больной человек» — это элемент единого социального поля хронических страхов и отклонений. Таким образом, в одних моделях «сознание» вливается в «материю», в других — «материя» вливается в «сознание», и «сознание» все больше становится явлением, которое вообще невозможно удовлетворительно смоделировать, если не рассматривать его вместе с окружающим его> социальным полем. Кстати, интересно, это социальное поле «духовно» или «материально»?
Если «сознание» и «материя» — это изживающие себя бесполезные метафоры, и нам нужна новая холистическая модель…
Если вспомнить слона из Бэй-Риджа, кентавра из Сент-Луиса, полуволка-полуоленя, полуволка-полулошадь, двухголового козла, дождь из рыб и лягушек… О, я ощущаю, как меня прямо-таки распирает от ереси, и я уже не могу от нее удержаться… И я вот-вот что-то сболтну…
Нет, не будем спешить и продолжим неторопливо и ответственно рассуждать. А то, не приведи господь, джентльменов из КНРСПЯ, которые вынуждены читать эти строки, чтобы написать свою предсказуемую рецензию, хватит апоплексический удар.
В книге «Тайная коллегия» (1973 г.) уже известный нам Жак Балле рассказывает о «чудесах», или «галлюцинациях», или «видимостях», которые наблюдались в португальском городе Фатима в 1919 году.
Первую «галлюцинацию» наблюдали три деревенские девочки в мае 1919 года. Вторую «галлюцинацию» наблюдало уже пятьдесят «зрителей». Третья «галлюцинация» собрала 4500 «зрителей», четвертая — 18000 «зрителей». Пятая (и последняя) «галлюцинация» в октябре 1919 года наблюдалась, или разделялась, тридцатью тысячами не-» посредственных «зрителей», и еще семьюдесятью тысячами человек находившихся в сотне миль от Фатимы.
Снова «массовая галлюцинация». Кое-кто из читателей наверняка задумается над механизмом распространения таких «галлюцинаций», который кажется не менее «оккультным», чем в случае «телепатии». А те, у кого совсем «едет крыша», возможно, даже задумаются, а не был ли сам «Джордж Вашингтон» такой же «массовой галлюцинацией»: ведь его видели менее ста тысяч человек, и вообще колонистам нужен был человек вроде Вашингтона, они хотели увидеть такого человека в своих рядах, мечтали о таком человеке и, в конце концов, получили массовую «галлюцинацию» под названием «Джордж Вашингтон».
К «массовым галлюцинациям» в Фатиме и ее окрестностях относились взрывы, клубы дыма, необъяснимый гул и жужжание в небе, яркие вспышки разноцветных огней на облаках, и пр., и, наконец, гигантский «НЛО» «ярче солнца», который видели (прошу прощения, которым «галлюцинировали») вышеупомянутые 100000 человек, находившиеся в этом районе Португалии.
И я вспоминаю об электромагнитных флуктуациях Персинджера-Лафренье, энергетических колебаниях и, конечно же, об излучении волн мозга под действием таких возмущений.
А потом я начинаю представлять «сознание» каждого из ста тысяч человек элементом социального поля, и отдаю себе отчет в том, что каждое такое «сознание» обращено в католицизм (это же Португалия!), очаровано католическим искусством и поглощено католическим туннелем реальности, который изнутри кажется таким же экзистенциально «реальным», как симфонии Бетховена в туннеле реальности западной музыки.
И прихожу к выводу, что, возможно, рассматривать каждое из этих «сознаний» в отрыве от энергетических полей так же старомодно и по-аристотелевски, как рассматривать их в отрыве от социального поля.
А теперь снова откроем книгу Мичелла и Рикарда «Необыкновенные явления».