— Драммонды пришли из горных районов Шотландии. Гейлорд Драммонд был завзятым картежником и пьяницей и в 1712 году проиграл свое фамильное имение. Его три сына, оставшись без денег и земли, отправились в Америку. Когда корабль причалил к берегу, каждый решил идти своим путем. Чашу они разделили на три части. Они вновь собирались соединить их, когда каждый найдет свою удачу. Один из них обосновался на Лонг-Айленде и построил эту ферму.
— Ах, вот почему у вас такая длинная береговая линия.
Фермерский дом со временем был перестроен в стильный коттедж с выступающим фронтоном и широкими террасами. Старые картофельные поля превратились в сочные луга и сады с яблоневыми и грушевыми деревьями. Дог-Хабор — когда-то маленькая сонная деревня — теперь был окружен пригородами Нью-Йорка. Один из Драммондов после войны продал застройщику поле для возведения там типовых домов. Отец Синклера за огромную сумму выкупил землю обратно — вместе с домами — и превратил ее снова в изумрудные луга. Холодные воды пролива Лонг-Айленд с мерным рокотом разбивались о галечный пляж в ста метрах от дома.
Синклер рассмеялся:
— Да. Старая ферма стала прекрасным вложением.
— А как им удалось разделить чашу? — Казалось, почти невозможно найти даже целую чашу в этом хламе, не то что какую-то часть.
— Моя мать считает, что чаша принадлежала древней общине и ее сделали так для того, чтобы прятать от викингов или протестантов-реформаторов — ну, это уже зависит от времени. История чаши передавалась из поколения в поколение. Мать говорит, что ей удалось найти потомков всех братьев.
— Я думаю, это отличная возможность снова объединить всю семью.
Синклер пожал плечами:
— Я никогда не слышал ничего о других Драммондах. Мы все угрюмые нелюдимы и привыкли заботиться только о собственной жизни.
— Ну, не такой уж вы угрюмый нелюдим. — Энни тут же пожалела о своих словах. Меньше всего ей было нужно, чтобы он догадался о ее чувствах. — Во всяком случае, далеко не всегда. — Она почувствовала, как загорелись ее щеки, и торопливо отошла в темный угол чердака. — А где живут остальные Драммонды?
— Один из братьев стал капером на восточном побережье.
— Пиратом?..
Синклер кивнул:
— Так гласит семейная легенда. Его потомки до сих пор живут там — один из них, во всяком случае, — на побережье Флориды. Не думаю, что Джек Драммонд — потомок профессионального охотника за сокровищами — станет нам помогать искать чашу.
— Он может быть в этом заинтересован. Ведь чаша имеет отношение к семейной истории.
— Сомневаюсь. Ну а третий брат Драммондов сумел разбогатеть в Канаде, а потом вернулся обратно в Шотландию и выкупил фамильное имение. Его потомки и сейчас живут там. Моя мать так и не получила никакого ответа на свои письма. Но она не отчаивается. Думаю, она до него доберется, когда восстановит свои силы. — Синклер осторожно спустил с двустворчатого шкафа большую коробку. — Не так уж много осталось на свете Драммондов. — Он усмехнулся. — А может, и в самом деле было какое-то проклятье?
Был ли проклят и Синклер? Казалось, он вел шикарную жизнь, разделяя свое время между пентхаусом на Манхэттене и другими домами. Каждый год Энни видела его здесь только несколько выходных, ну и, возможно, пару недель летом. Достаточно времени, чтобы мечтать о нем, но недостаточно, чтобы узнать его секреты. А были ли у него секреты? Желания? Страсти?
Она отбросила в сторону эти мысли. Его личная жизнь ее не касалась.
— Кое-что из этих вещей не стоило оставлять здесь гнить. — Энни достала большую сервировочную тарелку из-под еще одного витка веревки. — Уверена, вы могли бы смело отвезти ее на «Антикварные гастроли».
Синклер присвистнул.
— Ну да. И сказать, что она была куплена в пятидесятых на распродаже у Вулворта. — Он добрался до огромного деревянного сундука — более обшарпанного, чем кожаные чемоданы и пароходные кофры. Сундук оказался наполненным аккуратно сложенной одеждой.
— О, какие кружева! — Энни подошла и достала оттуда белоснежную ткань, обшитую тонким кружевом. — Даже не похоже, что это когда-нибудь носили.
Ткань оказалась тончайшей ночной рубашкой.
— Кому принадлежала эта одежда?
— Не имею ни малейшего понятия. Я ее не укладывал. — И опять эта насмешливая улыбка, которая всегда заставляла быстрее биться ее сердце. — У меня вообще нет привычки рыться в женских вещах.
— Нет, вы только посмотрите! — Отложив в сторону рубашку, Энни наклонилась над сундуком. Там лежало зеленое сатиновое платье с богато украшенным вышивкой лифом. — Я никогда не видела ничего подобного!
Синклер вытащил платье из сундука. Судя по всему, оно было бальное — приталенное, с глубоким вырезом.
— Потрясающе! И это синее под ним — тоже. — Она наклонилась и достала синее шелковое платье, расшитое мелким жемчугом. — Все это должно быть в музее! — Казалось преступлением оставлять здесь пылиться эти прекрасные платья даже еще на одну минуту. — Давайте отнесем их в дом и повесим как следует.
— Вам этого так хочется? — Вид у Синклера был скептический. Конечно, ему нужно было найти свою чашу — только это его и волновало. — Ладно, давайте отнесем.
— Я возьму столько, сколько смогу унести! — улыбнулась она.
Синклер, подхватив в охапку платья, без малейшего колебания ступил на шаткую лестницу. Энни осторожно последовала за ним. Тяжелая одежда тянула ее вниз, ей было страшно, что она может оступиться.
— Мы могли бы повесить их в гардероб в желтой спальне. Он почти пустой с тех пор, как миссис Драммонд избавилась от своих старых меховых пальто.
В спальне они положили все платья на широкую двойную кровать.
— Вы только посмотрите на это серое. Не представляю, как в то время можно было вплести в ткань серебряную нить?
— Наверное, у кого-то ушла на это вся жизнь. В то время все было по-другому. Каждая вещь была произведением искусства.
— Я думаю, обычные люди никогда даже не притрагивались к подобным вещам. — Она провела пальцем по гладкой струящейся ткани. — Если, конечно, им не приходилось помогать даме застегивать ее корсет.
Вот чем, скорее всего, Энни бы пришлось заниматься в то время. Она пробежалась пальцами по глубоким складкам на талии и вздохнула.
— Потрясающее платье. Я никогда не видела ничего подобного.
— А почему бы вам его не примерить? — Глубокий голос Синклера заставил ее вздрогнуть. Она почти забыла, что он здесь.
— Мне? Примерить? Нет. Это же, можно сказать, музейные экспонаты. Да и талия у меня не такая тонкая.
— Не согласен. Насчет вашей талии. — Его глаза на мгновение опустились на ее талию.
Ее сердце забилось быстрее. Конечно, Энни могла бы просто подождать, когда останется одна в доме. Но тогда кто-нибудь мог заметить, что платье надевали. А что, если это ее единственный шанс?