— Дух захватывает!
Он скрестил руки на груди:
— Уильям Раш действительно знал, как произвести впечатление.
Она медленно перевела взгляд на Алекса, изучая его лицо в профиль, пока он смотрел в окно.
Что-то ушло. Да, он был напряжен. Она ожидала от него даже отвращения. Но было что-то еще… Хелен внимательно изучала его лицо. Едва заметно нахмуренные брови. Сильный и решительный подбородок. Орлиный нос. Губы, которые она запомнила слишком страстными, искушающими…
Он переступил с ноги на ногу и поймал ее взгляд.
— Я вижу, тебе нравится, — тихо сказал он, словно самому себе. В его взгляде промелькнуло нечто, на миг взбудоражившее чувства Хелен, но вот Алекс отвернулся, и она задалась вопросом, не померещилось ли ей это. — Я покажу, где ты будешь работать.
Она кивнула, вошла в спальню, затем вернулась с портфелем и толстым блокнотом.
— Твоей сестре четырнадцать, верно? — начала Хелен, когда они отправились из апартаментов вдоль по тихому коридору.
— В марте будет пятнадцать. — Его взгляд внезапно стал спокойным. — Разве ты никогда с ней не встречалась?
— Однажды. Габриэла приглашала ее на прием в посольство в прошлом году.
— Ах, правильно… Бал по случаю Рождества в июле. — Они повернули налево и остановились у лифта. — Она была в восторге и всем совала под нос приглашение, в котором ее называли особенным гостем.
Алекс нажал на кнопку лифта.
— Твоя мать не смогла тогда прийти. Она ведь была больна?
— Да.
Он внезапно уставился на свои руки.
«Странно». Хелен нахмурилась, но не успела ничего сказать, как заговорил Алекс, по-прежнему пристально смотря на закрытые двери лифта:
— Той ночью ты впервые меня поцеловала. На кухне, помнишь?
Она резко подняла на него глаза:
— Это ты поцеловал меня.
Он усмехнулся:
— И потом ты сказала, чтобы я отвалил.
— Ты был парнем Габриэлы.
— Одним из многих.
— Ты обвиняешь мою сестру в том…
— Угомонись, Хелен! — Двери лифта открылись. — Мы оба знаем, что Габриэла любит развлекаться, во всех смыслах этого слова. Пока она жила в городе, я был для нее декоративным дополнением. Но я определенно не был единственным, кого она любила.
«Я не могу об этом говорить». Хелен вцепилась в портфель, пристально глядя на закрывающиеся двери лифта, когда на нее нахлынули воспоминания, опаляя кожу.
— Расскажи мне о Челси.
Он помолчал, давая ей понять, что заметил, как она переменила тему разговора.
— Она замечательный ребенок и многообещающая теннисистка. Внешне нахальная и жесткая, но в душе…
— Типичный подросток, уязвимый и неуверенный.
— Да. — Он посмотрел на Хелену и едва заметно улыбнулся. — Что ты можешь об этом знать?
— Все. — Они вышли из лифта и пошли через мраморный вестибюль. — Я была новичком в школе, помнишь? И иностранкой.
— Я помню твой первый день в школе.
Как он может забыть? У любого парня при виде новенькой слюнки текли. Потрясающая темноволосая красотка подъехала к колледжу «Радфорд» на черном БМВ. Ее волосы развевались на ветру, на ней были роскошные солнцезащитные очки от «Диора».
— Я жутко нервничала, — сказала она, вырывая его из фантазий, пока они продолжали идти мимо зоны регистрации.
— Было не похоже. Ты вплыла на парковку с таким видом, будто ею владела.
Хелен отрывисто хохотнула, пока он придерживал для нее стеклянные двери:
— Вплыла? Вряд ли.
— Да. Габриэла скачет по жизни, а ты плывешь, как ухоженный корабль по гладкой воде.
— Итак, ты считаешь меня идеальной? Неприступной?
Она заметила, как его чувственные губы изогнулись, проницательные голубые глаза внезапно повеселели.
— Ты никогда не была неприступной, Хелен.
У нее перехватило дыхание под его пристальным взглядом. Такого Алекса она знала: очаровательного и дразнящего, говорящего с подтекстом, чтобы увидеть ее волнение. Это был не тот желчный человек, бросавший обвинения в ее кабинете.
— Кофе?
— Что?
— Я спросил, хочешь ли ты кофе. — Он довольно усмехнулся. — Его могут подать нам к бассейну.
Хелен виновато кивнула. Она поняла, что Алекс и ее сестра не подходили друг другу в тот момент, когда Габриэла рассказала ей… Когда это было? В мае. Больше года назад. И все же сестра по-своему его любила. Разве он не заслужил узнать о том, что произошло?
Пока Хелен стояла в огромном кабинете Алекса, притворяясь, что рассматривает обстановку, он позвонил по телефону.
— Моя мать и Челси встретятся с нами в «Руби» — одном из наших многочисленных кафе-баров — в четыре.
— Алекс…
— Да?
Он подбоченился и наклонил голову в привычном жесте.
Хелен едва не проговорилась ему о смерти Габриэлы. Как легко она теряет над собой контроль, а ведь провела рядом с ним менее суток! Хелен быстро взяла себя в руки.
— Твоя мать и сестра знают, зачем я сюда приехала? — спросила она.
Он медленно прислонился к столу, упершись ладонями в поверхность из темного дерева:
— Нет. И я не хочу им говорить, по меньшей мере, пока. Моя мать сочтет это необязательным, я имею в виду этот британский принцип сохранения присутствия духа. Она скажет, что я зря трачу деньги, а ты — свое время, что все, в конечном счете, закончится само собой… — Он остановился на середине фразы, стиснув зубы. Затем откашлялся и сказал: — Они живут здесь две недели и только недавно стали успокаиваться. Я хочу, чтобы так и было.
— Я знаю, что должна делать.
— Хорошо. — Он кивнул на огромную аэрофотосъемку Даймонд-Бей, висящую на противоположной стене. — Здесь люди платят за то, чтобы им не докучали СМИ. Никаких газет, телевидения, телефонов, Интернета — если только не попросят. Я предоставляю тебе конференц-зал рядом с моим кабинетом, там есть все необходимое. На курорт могут попасть только гости и только на частном самолете, поэтому никаких репортеров. Тебе никто не помешает в работе.
— Ты часто здесь живешь?
— Не так часто, как хотелось бы. Чаще всего я летаю между Сиднеем и Канберрой, Лос-Анджелесом и Лондоном.
Хелен наклонила голову:
— Лондон? Значит, «Спринт-туры» получают таможенные привилегии от Великобритании? Карлос…
Она умолкла, увидев напряженное лицо Алекса.
— Что — Карлос?
— Он… он упоминал об этом мимоходом.